Румянцев молча кивнул. Все окружающие царя знали, что его старший сын Алексей, сын от давно уже опальной Евдокии Лопухиной, неоднократно выступавший против бескомпромиссного реформаторства отца, подталкиваемый на это ревнителями незыблемой московской патриархальности, бежал за границу.
— Бежал, соплёныш, и попросил защиты у тамошних цесарей! Защиты! От отца родного! Ну, да бог с ним, — как-то сразу потухнув, — продолжал Пётр. — Это бы простил я ему. Но то, что теперь смуте быть в стране, коли он по заграницам сидеть будет, а тут дружки его воду начнут мутить, то что он дело всей моей жизни упразднить хочет — этого я простить не могу.
И сорвавшись на крик:
— Найти его! Вернуть! Понял, зачем вызвал тебя? Всю Европу обшарь, а доставь! Поедешь с Толстым Петром. Ты за ним пригляд имей. Преданный-то он сейчас преданный, да помню я как в стрелецкие-то дни он чернь московскую призывал меня извести. Такое не забудешь. Так что забот у тебя много будет. Да я тебе верю — всё исполнишь как должно. А теперь ступай.
Пётр снова заходил по комнате, уже не видя Румянцева, отступавшего, кланяясь, к дверям...
И Пётр Толстой, и Александр Румянцев не подвели государя, оправдали доверие — Алексей был схвачен, возвращён в Россию и после пыток убит, его сторонники подверглись опалам и казням.
Вскоре в благодарность за усердие и преданность царь самолично занялся — как он это любил — устройством личной жизни Александра Ивановича. Итогом его хлопот стал брак Румянцева с Марией Андреевной Матвеевой — представительницей одной из знаменитых и богатых фамилий России, внучке известного боярина Артамона Матвеева, наперстника отца Петра I — царя Алексея Михайловича. Её отец — Андрей Артамонович, получивший от Петра титул графа — посол России в Голландии, Австрии, Англии, Маленькая Маша сопровождала отца в его европейских службах, смотрела, запоминала. Дожившая до девяноста лет, она и в старости, сохраняя полную память и живость ума, любила рассказывать о первых годах Северной Пальмиры, о людях, живших в те времена, уже начинавшие казаться былинными. Вспоминала она пред благодарными слушателями и об обеде у Людовика XIV, на котором присутствовала, и о своём посещении лагеря герцога Мальборо, и о том внимании, которого она удостоилась в Лондоне от королевы Анны...
Летом 1722 года начался Персидский поход Петра. В 1723 году русские войска заняли Баку и южное побережье Каспия, что облегчило борьбу народов Закавказья за свою независимость. В это время воспользовавшись ослаблением Ирана Турция решила захватить и эти территории. Россия, только что завершившая потребовавшую крайнего напряжения сил кровопролитную Северную войну, не могла оказать действенной помощи народам Закавказья, и была вынуждена пойти в 1724 году на заключение договора с Турцией, по которому признавалось владычество Османской империи над Грузией и Арменией.
В августе 24-го же года Александра Ивановича Румянцева, отца уже двух дочерей — Екатерины и Дарьи — Пётр отправляет чрезвычайным послом в Персию — для определения границ согласно трактату, а оттуда — послом в Стамбул.
Румянцев уезжал, когда Мария Андреевна ждала третьего ребёнка. Последняя воля отца перед дорогой: “Если мальчик — назовите Петром”. И вот сегодня после многих лет службы на далёкой чужбине он впервые увидел своего сына, своё второе “я” — как ему хотелось верить — будущего продолжателя его дел...
Будущий генерал, утомлённый массой новых впечатлений, давно уже спал. А родители его все сидят за полуразорённым праздничным столом, не замечая, что за окном — глухая ночь, что неслышно возникающие за их спинами слуги несколько раз меняли истаявшие свечи. Напряжённая тишина пристально изучающих взглядов сменяется периодическим разговором, темы которого вьются вокруг дел политических годов отсутствия Румянцева в стране. Пока только об этом — они заново привыкают друг к другу.
— ...О смерти государя я узнал из писем и указов преемницы его и супруги — императрицы Екатерины I. И удивительно: она при этом лишь мимоходом касалась переговоров с султаном — ради которых я и был направлен императором в Стамбул — зато подробно писала, каких для неё купить духов и какой привезти шатёр. И это затишье... Раньше — что ни неделя, то весточка от государя: что там, да как в России, да что мне, исходя из этого, делать. А тут — ничего...
— А мне неудивительно! Тебе она приказала купить ей духов, а другие послы получили иные задания: одних венгерских вин по её приказу закупили на семьсот тысяч рублей, да данцигских устриц — на шестнадцать тысяч! Жили весело. И сама покойница — царство ей небесное — активно вкушала все радости бытия земного, и остальные не отставали.
Как ты помнишь, Александр Иванович, императрицу нашу супруг приучил к такой жизни, а особливо к зелью веселящему — чтоб не расставаться с ней даже в компаниях, которые так любил. Вот и довеселились!
— Не смей так об императоре!
— Смею. Ты моё отношение к нему знаешь. Пока тебя дома не было, оно не изменилось. Так что говорю, что думаю, несмотря на все его заслуги...