Семилетняя война

   — Не всегда говори, что думаешь, матушка. Иногда и не грех подумать, что говоришь. А отношение твоё к Петру Алексеевичу знаю! Знаю, что не можешь простить ему: ты внучка и дочь самих Матвеевых по его воле вышла замуж за денщика! Хоть и царского.

   — Замолчи. Мы же договорились уже давно не касаться этой темы. И ты знаешь, что ты не прав. Так я продолжу? Или тебе уже стало не интересно?

Продолжай, пожалуйста, Марья Андреевна. И прости меня — одичал там, на чужбине...— Хорошо, прощаю. Так вот...

Александр Иванович с прежним вниманием стал слушать свою супругу. Всё, что она сейчас говорила, было правдой, и заспорил он с ней больше по привычке, привычке не рассуждать о делах Петра I, а лишь исполнять его волю, ощущая радость духовного единения с самим великим императором. Только в последнее время, избавившись волею судеб от обаяния, вносимого царём-преобразователем во все свои деяния, начал Румянцев задумываться — что же был за человек, за которого он, не задумываясь, отдал бы свою жизнь. Начал задумываться: не является ли все происходящее ныне следствием предшествующего.

Когда он ещё сидел в Стамбуле, до него доходили зыбкие, размытые слухи о делах российских — приезжавшие по своим делам и по делам державным на берега Босфора люди, по обязанности или по сердечному влечению на чужбине искать своих земляков, — приходили к нему и осторожно, полунамёком-полуобиняком давали понять, что неладно что-то — да и не что-то, а многое в их родном царстве-государстве. Даже здесь — удивлялся Румянцев — говорилось шёпотом, с опаскою! Даже черти-де опасаются доноса и кар! Но прибыв в любезное сердцу Отечество, повстречавшись кое с кем из прежних своих друзей-приятелей и просто хороших знакомых, вместе с Петром активно строивших Империю, он увидел, что мало их осталось — ранняя смерть (не всегда по болезни), опалы, ссылки, — а те, кто ещё уцелел, были очень осторожны. Приучились держать язык за зубами. Сегодня ты по глупой злобе, али из высокомерия мерзкого ляпнешь про какую-нибудь персону нечто непотребное, а назавтра глядишь — она уже в фаворе, попала в случай! А тебя — болезного — в застенок! И хорошо, если только кнута попробуешь и, почёсываясь, домой пойдёшь... А то ведь можно и языка, и ноздрей, а то и головы лишиться за блуд словесный. Так что бережёного бог бережёт. И обуяло страну безмолвие. Когда все слушают токмо начальство и головой качают — только одобрительно.

И всё же Румянцев составил для себя в общем и целом картину того, чем же и как, кем и под кем — недаром всё же дипломат был наиопытнейший, с азиатскими хитроумными владыками договора заключал — жила Россия за годы его отсутствия, и теперь поражался некоторым репликам супруги больше опять по той же привычке дипломатической — нигде не выдавать своих знаний: пусть любезная Мария Андреевна — без прерываний, а лишь с подстёгиваниями и поощрениями нашими — расскажет всё, что знает. Авось-де и проскочит весточка-знаньице доселе им не узнанные. Пусть человеком зело в политике сведующим себя повоображает. Это дело доброе — быстрее после разлуки сойдёмся. Сейчас главное — это. На первый раз да ради такого случая можно ей любовь к политике позволить.

Поэтому, тая тёплую усмешку в прищуренных глазах, Александр Иванович с удовольствием внимал своей красавице-жене, ахая и поражённо качая головой, гневно хмуря брови и возмущённо всплёскивая руками. Сегодня впервые со времени переговоров с султаном он полностью и с удовольствием предался любезной его сердцу дипломатии...

   — Так, вот, — тем временем говорила Мария Андреевна, умиляя мужа серьёзным отношением к теме разговора, — по смерти императора в столице существовало три главные партии претендентов: дочери Екатерины от Петра — Анны и Елизаветы, дочери от старшего брата Петра — Ивана, — это, по мнению некоторых, давало им преимущество, и партия внука императора — маленького Петра, сына несчастного Алексея.

Тут она прервалась и внимательно-осуждающе посмотрела на мужа. Тот покаянно опустил голову, удовлетворённая супруга продолжала.

   — Старая знать, естественно, была за нового Петра Алексеевича, а новая — все эти Меншиковы, Ягужинские, Девьеры, — словом, все эти выскочки, — из грязи да в князи, — интонационно она дала понять мужу, что он к этим личностям всё же не относится, за что ей с благодарностью была поцелована ручка, — естественно, рассчитывала посадить на освободившийся престол жену государя.

Румянцев одобрительно кивнул на эти слова. Само собой разумеется, что только при ней они могли чувствовать себя спокойно и безопасно. Общие интересы, общие стремления. Из грязи поднимались вместе. Вместе не хотелось туда и падать. А значит: надо держаться друг за друга.

   — Словом, пока остальные думали и мечтали, эти действовали. У них в руках была гвардия. Гвардейские офицеры заявили, что изрубят на куски каждого, кто осмелится не признать их императрицы. И все смирились.

   — Да, матушка, — с уважением посмотрел на жену дипломат. — Судьбы России начинают решать преторианцы — государству с этого добра не иметь.