Семилетняя война

Но подобная идиллия — с точки зрения Меншикова — длилась недолго. Его крайний деспотизм по отношению к малолетнему императору, малая симпатия последнего к Марии Александровне, всё большее влияние нового друга, Ивана Долгорукого, вели к охлаждению Петра. Болезнь Меншикова в июле ускорила дело — без него привыкли обходиться и государство без его твёрдой руки не рухнуло, уцелело — участь генералиссимуса была решена. Вскоре он был арестован, его имущество конфисковано, а сам он с семьёй сослан в Сибирь.

Пётр поехал на коронацию в Москву, да там и остался — настолько ему понравилась здешняя жизнь. Всё большее влияние приобретали Долгорукие: Пётр назначает сразу двух из этой фамилии — отца Ивана — Алексея Григорьевича и Василия Лукича в Совет. Вскоре у Петра появляется новая невеста — Екатерина Алексеевна Долгорукая. Долгорукие, почувствовав близость свершения желаний и возможность приобретения неслыханного могущества, занимались только Петром, забросив все практические дела по управлению государством, как всегда бывало на Руси.

Именно в это время влияние Дмитрия Михайловича Голицына в Верховном Тайном Совете становится особенно сильным. Он — знаток коммерции и финансов — был вдохновителем всех проектов Совета, возложившего для начала ответственность за сложное положение в хозяйстве страны непосредственно на императрицу. Для России это было внове: обычно виноватыми оказывались чины мелкотравчатые, а тут на кого замахнулись! Но верховники на этом не успокоились и этим не удовлетворились — принимаются указы, штампуемые императором, способствующие свободе торговли, для сокращения расходов было сокращено количество бюрократов, снижается подушная подать, введённая Петром 1 в 1724 году.

Как человек, владевший вотчинами, Румянцев не мог одобрить этого — отвыкнуть платить государству, крестьяне могут заново к этому обременительному действу привыкать с трудом, не говоря уже о том, что им, крестьянам, уже самим может прийти в голову мысль, не платя государству, перестать платить и помещикам. Ибо что более свято: держава или их хозяин? А если верховная власть перестала с них требовать денег, то и хозяину не грех укоротить аппетит. Александр Иванович всегда считал, что власть не может никогда показывать свою слабость: уж коли что сделано — то сделано. Но как государственный человек, он не мог не понимать, что крайняя задавленность крестьян, их нужды, резко усилившиеся в годы войн, ведущихся Петром I и требующих крайнего напряжения всех сил, способны привести Россию к бунту, к краху. Надо дать народу хоть немного оправиться. Воистину, год без налогов — удачный год для платящих его. В этом он видел высшую государственную мудрость верховников.

Его размышления прервала вошедшая преувеличенно деловой походкой Мария Андреевна. Без особой нужды поправляла свою идеальную причёску, она — обычно такая всегда уверенная в себе — смущённо прошептала:

   — Извини, дорогой, я задержалась немного...

   — Пустяки, пустяки, матушка, — добродушно, как-то чрезмерно отечески проговорил Румянцев, — я тут задумался немного, так что мне показалось, что ты и отсутствовала лишь всего минуточку.

   — Я продолжу?

   — Конечно, конечно, только ты, свет Марья Андреевна, всё-то подряд не рассказывай, не утомляй себя — уже ведь поздно. Я бы и совсем тебя не мучил более, да ужасно я соскучился по тебе, по голоску твоему, да и любопытен стал к старости излишне. К тому же я слыхал кой-чего о жизни юного Петра Алексеевича, о забавах его юношеских. Поведай-ка мне лучше о днях его последних — тут всякие слухи ходили о Долгоруких. Как там они жили, что поделывали?

Мария обиженно посмотрела на мужа. Хоть и не момент был на него обижаться — надо было потише себя вести, но не могла себя удержать. Умна была и поняла, что многое, о чём рассказывала она здесь с таким жаром, желая поразить и показать свои знания, а стало быть, и значимость, муж уже знал. Поняла, что специально ей и намекнул он об этом в наказание.

Но Александр Иванович проговорился о своей информированности не только из-за подобных низменных побуждений. Он вообще устал, и гонор супруги всё же наконец решился, начиная с первой встречи, немного согнать. А то, коли одна баба хоть немного на престоле посидит, остальные себя по меньшей мере канцлерами воображают. И смех и грех!