— Добро бы ещё Вернер… Вы сказываете, что это разрешено. Но тут ещё принц Бевернский. Что ни день, трубачи к нему ездят.
Выбивая пепел из трубки, Ивонин спросил:
— А граф Тотлебен о вашем за ним наблюдении ужели не догадывается?
Аш с интересом рассматривал трубку и, казалось, не слышал вопроса. Но потом вдруг, словно решившись, встал, вышел на минуту в соседнюю комнату и вернулся, держа в руке письмо.
— Из этой эпистолы вы увидите, что Тотлебен кое о чём подозревает. Теперь вы знаете столько же, сколько и я.
Письмо было адресовано Воронцову. Рассчитывая на доверчивость канцлера, Тотлебен писал в тоне очень минорном, всячески стараясь разжалобить и вызвать к себе сочувствие:
«Множество недругов и ран суть мой единственный прибыток, коим я себя льстить могу после этой войны. Неприятель ничего не может предпринять, чего бы я не знал. Но я сам в ежеминутной опасности нахожусь, чтобы на меня не напали мои завистники. Я дрожу от ужасного состояния, до коего я вижу себя доведённым».
— Слышу, лиса, про твои чудеса, — улыбнулся Ивонин, возвращая письмо Ашу. — Однако же нам надлежит всю осторожность соблюдать.
— Осторожность — половина храбрости, — в тон ему сказал Аш. — Граф Тотлебен не такая птица, чтоб его можно было легко в силки изловить. Но мы с вами, надеюсь, это совершим.
Они расстались, вполне довольные друг другом.
Проведя две недели в главной квартире Тотлебена, Ивонин установил, что особенно часто путешествует в прусский лагерь и обратно один польский конфидент, Саббатка. Ивонин предложил во время очередного визита задержать и обыскать его. Аш сперва возражал:
— Ведь ежели мы у этого Саббатки ничего уличающего не найдём, то вся игра наша проиграна будет, ибо Тотлебен о такой обиде не упустит на весь Петербург раззвонить.
Но кончилось тем, что он согласился. Слишком соблазнительный представлялся случай. А медлить было опасно: Тотлебен мог прекратить свои переговоры.
В ночь на первое июля Саббатка снова появился в отряде и, как обычно, был проведён прямо к Тотлебену. Через час последовало распоряжение проводить его обратно в прусское расположение.
Ивонин незаметно выбрался из квартирмейстерской части и торопливо пошёл к аванпостам. Там его поджидал уже Аш. Они залегли в кустарнике подле тропинки.
Ночь была душная, откуда-то доносилось глухое рокотанье грома, точно урчанье гигантского зверя. Но над головой небо было безоблачно. Оно пылало и искрилось, и Ивонин невольно подумал, что никогда ещё он не видел, кажется, такого множества звёзд. Млечный путь тянулся по всему небосводу широкой, размётанной белой дорожкой; созвездие Большой Медведицы изогнулось в черно-голубой бездне, отливая желтовато-матовым светом.
— Эк их высыпало! — с досадой сказал Аш. — В темноте нам бы сподручнее.
Вдали послышались шаги. Через некоторое время показались два солдата, рядом с которыми шёл высокий сутулый человек в кунтуше. Неподалёку от места, где лежал Ивонин, группа на минуту остановилась, солдаты повернули обратно, а человек в кунтуше быстро двинулся дальше.
Почувствовав себя схваченным сразу с двух сторон, он даже не пытался сопротивляться и только заслонялся рукой от направленного на него пистолета. Аш связал ему руки за спиной и замотал рот шарфом.
— Я уж тут приготовил земляночку, — сказал он Ивонину: — никто не помешает. Идёмте направо: там в пикете мои люди стоят.
Спустя четверть часа они добрались до низенькой, укрытой со всех сторон землянки и, раздув огонь, развязали пленника.
— Вот что, пан, — обратился к нему Аш: — не пробуйте бежать и будьте откровенны: это для вас много хорошо будет. Для начала покажите-ка письмо, которое генерал Тотлебен сегодня вам для передачи в Кюстрин вручил.
Саббатка затрясся.
— Не можно… Не можно… Граф повесит меня.
— Тихо, пан, — сурово произнёс Аш, — не то мы тебя раньше повесим. Графа ты более не увидишь, и пужаться его нечего. Давай же своё письмо.
Поляк, жалобно причитая, надорвал шёлковую подкладку своего кунтуша и вытащил конверт, без адреса, заделанный большой сургучной печатью.
— Всё? Смотри, пан, если обыщем и ещё найдём, то несдобровать.
— Parole d'honneur[42]
, всё! Слово шляхтича.Аш с сомнением покачал головой, но отошёл от Саббатки. Подсев к огню, он вскрыл конверт и вместе с Ивониным стал рассматривать его содержимое. С первых же строк они увидели, что не обманулись, решившись на свой рискованный поступок. В конверте находился точный перевод секретного ордера Бутурлина о марше русской армии к Бреславлю и маршрут армии. Кроме того, имелось личное письмо Тотлебена королю прусскому.
«Верный слуга получил сегодня милостивое писание принципала своего, — писал граф Фридриху, — и надеется, что и сам принципал письмо раба своего получил, которое он к приказу 1086 отослал и о новых переменах 521, 864, 960 объявить не оставил…»
— Шифровано, — проговорил Аш, прерывая чтение. — Хитёр граф, да опаслив. Только на этот раз…
— Нельзя терять времени, — сказал Ивонин. — Тотлебен может вскоре узнать об исчезновении его посланца, и тогда все концы в воду схоронит… Вы куда шли, пан? В Кюстрин?