Салманасар, в один и тот же день получив послание Сарсехима и доставленные из Дамаска, официальные объяснения Хазаила, повел себя, словно юноша. Забегал по залу, пинками начал подгонять спальников, евнухов, нерадивых слуг. Приказал немедленно собрать государственный совет. На вопрос, приглашать ли наследника? — решительно ответил — обязательно! Тем же днем он провел смотр царского полка. Зверские рожи привели его в отличное настроение. Он пообщался с солдатами, предупредил — надо, наконец, разбить головы этим грязным сирийцам.
Солдаты дружно ответили — всегда готовы!
Вслед за проявившим неслыханный ранее энтузиазм правителем зашевелилась и вся Ассирия. На военном совете было принято решение не откладывая двинуться в поход против узурпатора. Нельзя упускать такой удобный момент разделаться с ненавистным Дамаском. Цель войны — довести дело до полного разгрома Арама. На требования городов — пусть негодяй откроет ворота своей столицы, Салманасар ответил — пусть негодяй поцелует мои ступни, что с восторгом было воспринято всеми присутствующими. В том числе и наследным принцем, который — один из немногих — вмиг сообразил, что царь и на этот раз ушел от прямого и твердого обещания разрушить Дамаск, однако наученный горьким опытом он охотно влил свой голос в хор одобряющих выкриков.
После окончания совета Салманасар имел тайную встречу с сыном. Предупредил, что дает ему последний шанс осознать мерзость своего своеволия и благость беспрекословного повиновения.
— Ты остаешься в Ассирии моим наместником. Докажи на деле, что умеешь править по собственной воле, а не исполнять желания восхваляющих тебя буянов. Если дело дойдет до штурма финикийских городов, а также наказания Израиля и Иудеи, ты должен обеспечить бесперебойный подвоз продовольствия и других припасов. Но главное, сохранить добрые отношения с северными и восточными горцами, держать под наблюдением Вавилон…
— Великий царь! — перебил его Шурдан. — Ты собираешься без меня штурмовать Урсалимму? Пусть я был неуместно своеволен, но это ради всей общины, а не только отдельных городов. Позволь мне отправиться с тобой в поход. Я готов следовать в строю рядом с простыми щитоносцами, готов стрелять из лука или управлять колесницей. Зачем мне путаться в этих хозяйственных делах?
— Это вовсе не хозяйственные дела, — посуровел Салманасар. — Это дела власти. Разумно оприходовать добычу — это наиглавнейшее дело. Царское! Пусть мечом машут другие. Твое дело указывать им, где и как можно поживиться.
— Кто же в таком случае получит пост рабшака? Шамши-Адад?
— Мне понятно твоя ревность, но тебе должно быть известно, что от долгого думания у твоего дяди слабеют колени. Ему не потянуть такой воз. Разведкой займется Нинурта-тукульти-Ашшур. Он тебе не соперник. Пусть он проверит себя в таком сложном деле, как добывание нужных сведений. Мне бы хотелось, чтобы ты подружился с ним.
— Это твое условие, отец?
— Ты как всегда догадлив. У него под началом свыше десяти тысяч конницы, он признанный храбрец.
Старик сделал паузу.
Ее нарушил Шурдан.
— В его владении земное воплощение Иштар.
Старик кивнул.
— Ты правильно понял меня, поэтому дружба с Нинуртой — это надежный рычаг против твоих горлопанов из городских общин, которые не видят далее собственного носа. Докажи, что ты управляешь ими, а не они тобой.
— Я сделаю, все, что прикажешь, отец.
Глава 2
Во сне она летала.
Сверху разглядела обширную, обнесенную крепостной оградой, храмовую территорию, куда вели несоразмерно громадные пропилеи. Колонны были выточены из белого, полупрозрачного алебастра. За пропилеями — прямоугольный пруд со священными рыбами, в воде отражались граненные обелиски, персты кипарисов и веники пальм. За прудом начинался выложенная каменными плитами лестница с очень широкими ступенями, ведущая в святилище. У самой лестницы каменное, в несколько человеческих ростов, изваяние девы с рыбьим хвостом. С высоты птичьего полета было видно, что хвост пошевеливается.
Это смутило.
Она встрепенулась, резко взяла в сторону, напугав сестер — голубок, в чьей стае она парила в воздухе.
Следом — из небытия — касание плеча, потом легкое подергивание за волосы.
Шами открыла глаза — такую дерзость могла позволить себе только дочка. На лице у Наны — силим недоумение.
— Что случилось, родная? — нарочито спокойно спросила Шами.
— Меня послали разбудить тебя, — испуганно пролепетала маленькая девочка.
— Кто послал?
— Габрия.
Шаммурамат тут же, повысив голос, позвала.
— Габрия?!
Служанка вбежала в комнату, приблизилась, резво поклонилась.
— Что-то важное, Габрия? — спросила Шами.
Служанка — рослая, широкоплечая девица из плененных скифянок, — сообщила.
— Прибыл гонец.
— Ну?..
— Господин… — служанка внезапно зарыдала.
Шами тоненько вскрикнула.
— Договаривай!!
Ответила дочка.
— Дедушка ушел к судьбе.
— А раб — мунгу?[21]
— Ваш супруг здоров, — доложила служанка.
Шами некоторое время обмякшей куклой сидела на постели. Нана — силим влезла к ней, заглянула в глаза.
— Дедушка ушел погулять?
— Что? — не сразу догадалась женщина.