До начала сеанса еще было время. Макс и Кирилл закатали рукава, нарезая ходовую плесень и упаковывая в пакетики. Маша и Дарина рассортировывали ракушки. Никола и Ядвига мололи орехи, смешивая с патокой и обильно поливая мороженное, которое покупали так же охотно. На улице стояла жара, прохожие заглядывали в зал и оставались, чтобы насладиться зрелищем в прохладном зале. Народ прибывал и прибывал, рук скоро перестала хватать, у стойки скопилась длиннющая очередь, но, к счастью, скоро начался сеанс.
С фильма вышли и с чувством облегчения, и с чувством горечи, и с чувством гордости. Кажется, нельзя испытывать все эти чувства одновременно, но именно так оно и было. И многое встало на свои места. Оказывается, в академии было принято устраивать первокурсникам что-то вроде проверки, когда каждый мог проявить себя и раскрыться.
Не слишком приятно сознавать, что ты сломал высоковольтную линию электропередач, которая снабжала весь город электричеством и связью со всеми мирами – до такого еще никто ни разу не додумался, но раз уж решили пожертвовать городом – так тому и быть. И Макс, и Кирилл, и Машка на экране выглядели героями. Не взяли ничего – не варвары. Не стали ждать, когда их спасут или вспомнят. И героями выглядели дины, спасающие гуманоидов от землян. А еще большими героями выглядели земляне, не бросившие гуманоидов в беде. А когда нашли ядерную бомбу, зал рыдал и задыхался от смеха.
В общем, фильм удался – этакий трогательный боевик. Здесь, в академгородке их зауважали, начали узнавать и приглашать к себе. Кто-то дружески хлопал по плечу, кто-то поздравлял и с поступлением, и с успехом фильма, и давал запоздалые советы. Наверное, никто не остался равнодушным. А главное, теперь все знали: дины в душе добряки, земляне часто торопятся с выводами, многие из гуманоидов копируют друг друга, чтобы не раздражать и не выделяться, а почти бесполезные зеленые с их симбиотической зеленью самые необходимые в плане выживания в любых условиях.
На пороге общежития Кирилла ждал еще один сюрприз: ему сообщили, что в комнате его дожидается гостья.
Он удивился, здесь его никто не знал, чтобы прийти вот так. Он быстро поднялся на второй этаж, едва сдерживая волнение, и остановился на пороге, не узнавая старую женщину, которая обернулась. Она была старой, лицо избороздили морщины, но ее лучистые и задорные глаза смотрели на него молодо.
– Ну, здравствуй, – проговорила она, окинув взглядом спальню. – Уютно у тебя… Ах, да, – поморщилась старушка, – я не представилась… Я та самая Авдотья, которая выбрала тебя. Надо же, ты превзошел мои ожидания, – она довольно улыбнулась, вставая и приблизившись. – Дай-ка, я на тебя полюбуюсь!
– Вы? – хрипло выдавил из себя Кирилл, растерявшись.
– Я, я…
– Живы?
– Старую гвардию не так-то легко сжить со свету! Я, знаешь ли, в свое время тоже зеленью обзавелась, – пошутила бабка, рассмеявшись.
Она раза три постучала об пол посохом, и перед нею из синего пламени возник небольшой столик с едой и чашками для чая. Немного поворчав, она разлила чай, показывая на место рядом с собой.
– Жизнь там поганая, но, если все уйдем, человеку с бедой некуда будет пойти. Ты уж не сердись, что я Светку хочу через тебя вывести в люди.
– Какую Светку? – не понял Кирилл.
– Ту самую, которую в люди вывожу, – повторила Авдотья, издав смешок. – А вдруг однажды породнимся с тобой? Пара-то тебе нужна, как без суженной?
– Вы что-то путаете, моя жена умерла, когда ей было три года. Я нашел эту информацию в своем банке памяти.
– Та, да не та! Ты – строгий мужик, вот и возьми Светочку в жены, – посоветовала она серьезно. – Я не знаю, кто бы ей еще подошел. Она как ты – вдова. Ближнего убили, а ее не дозвались. И пряник, и кнут претерпела, так что она тебе под стать. Ну да это только мои пожелание, чем черт не шутит, а вдруг присмотришься, а с кем тебе быть – сердце подскажет. Я лишь о помощи прошу.
– Вы бы мне еще Ирину посоветовали – она тоже ваша внучка, – раздражаясь, но не смея перечить старухе, недовольно бросил Кирилл. – Вы уж как-то сами. А выбрал меня кот, а не вы, вы не могли обо мне знать. Стечение обстоятельств. Мы могли и не переехать в тот дом.
– Не торопись, больно ты скор, – прошамкала старуха, прикусывая размоченное печенье. – Я детям не доверила бы и медной монетой распорядиться. Я не про ту Свету, а про ту, которая сегодня примет смерть, если не поможешь ее остановить.
Кирилл молча разглядывал старуху, и доверяя, и не доверяя. Там, на земле, он вряд ли прошел бы мимо чьей-то беды, но здесь вдруг испытал тревогу, словно кто-то предупреждал: не верь, не верь…
– Короче, что я должен сделать? – напрямую спросил Кирилл.