Семиречинская академия: наследство бабки Авдотьи

Невольно Кирилл вспомнил сон, забытый давным-давно. Те два старика и могучие богатыри – не такими разве были, как профессор Садини, как профессор Гоблин, которому нравилось, что на курсе ему дали такое имя, как профессор Авдотья Захаровна, и многие другие семиречинцы, с которыми ему пришлось столкнуться? Не многие из них говорили «я», все чаще «мы», а когда обращались, обязательно подчеркивали, что имеют в виду конкретного человека – «ты». И снова не верилось, что избавился от какой-то тяготы, словно сошел с картины и теперь смотрит на нее со стороны. Теперь, когда он почувствовал свободу, он не пожалел бы жизни, чтобы отстоять ее – и снова вспоминал свой сон и множество обреченных на тьму людей, которым дела не было до свободы.

Страж тоже примолк, оставаясь полуматериальным, порой даже не замечая, как ломится сквозь кусты и траву, позволяя проникнуть в свое тело, не причиняя ему вреда и оставаясь непримятыми. Он был где-то далеко, возможно, снова искал ученика, собирая их по всему свету.

Кажется, снова кому-то не повезло. Но двенадцать человек оправдали надежды, обратившись в бегство, когда поняли, что жить им осталось недолго. И огорошили не только куратора, но и академгородок, используя ванны для прикрытия, чтобы невредимо выбраться из города. И смех, и грех, но человек должен быть таким – без царя в голове. Самые что ни наесть люди. И их сразу приняли и порадовались. Будут строить, ломать, взрывать – и научатся понимать, как мало знают о жизни.

Их дом стоял на возвышенности. Крепкий, с сиреневой черепичной крышей. Он стал родным. Пожалуй, он уже и забыл, как оно в городе. Старая городская квартира ушла в прошлое и больше не занимала в сердце места. Разве что отец, нет-нет, да и смотрел ему вслед. Просто стоял и смотрел, улыбаясь с какой-то невыразимой грустью.

Кирилл расправил плечи, открывая для себя в открывшемся пространстве с раскинутыми по обоим берегам домами много нового. Черемушки подросли. Начало лета ознаменовалось новым строительством, словно назло кризисам и потрясениям, доказывая, что жизнь она не там, а здесь. Непроданный кирпич и лес вставали новой избой или еще одним производственным цехом, а продукция раздавалась жителям вполцены. Крепкий достался Черемушкам хозяин, теперь вот решил расширить тепличное хозяйство, раздобыв какие-то новые технологии и материалы. Теплицы заняли четверть поля, сразу за животноводческим комплексом. И, кажется, вошли во вкус, вплотную занявшись переработкой. Чуть дальше новый корпус перерабатывающего цеха стоял уже под крышей, наполовину закрытой профнастилом.

Добравшись до края огорода, Кирилл избавился от всех мыслей. Он вдруг почувствовал себя дома. Старая пристань, лог, заросший купальницами, ромашками и лютиком, новый забор – а сразу за ним заросли малины, кусты роз, целое поле ровно окученной картошки, а дальше прополотые, без единого сорняка грядки – и две присевшие над грядками женские фигуры, рыхлившие землю между всходами.

Кирилл неслышно подошел и остановился позади, чувствуя, как радостно защемило в груди.

– Вот увидишь, к осени сама будешь ходить, без костылей, – рассуждала тетя Вера, выговаривая своей ученице. – Вода укрепляет позвоночник и мышцы. В любом реабилитационном центре в первую очередь лечат бассейном и беговой дорожкой. И то и другое у нас есть.

– Хорошо бы! – тяжело вздохнула Светлана, изменившаяся за последние два месяца до неузнаваемости. – А вы не знаете, Кирилл скоро приедет?

– Вот бы знать! У них там, засекреченных, даже письмецом порадовать не дадут, – с досадой бросила тетя Вера, сгребая прополотые сорняки.

– Может, его на разведчика готовят? – предположила Светлана, перебирая ростки и выдергивая сорняк между ними.

– Нравиться он тебе? – ехидно поинтересовалась тетя Вера.

Светка кивнула, склонившись ниже.

– Он красивый, – тяжело вздохнув, она подобрала подол платья, подтягиваясь чуть дальше за тетей Верой. – За ним, наверное, все девушки бегали.

– Ну, что было, то было, и бегали, и приставали, – вспомнила тетя Вера. – Житья от них нет, каждый день спрашивают. Честно говоря, я буду рада, если он, наконец, на ком-нибудь остановиться.

– Они красивые… – Светка как-то сразу помрачнела, погрузившись во тьму. Видимо, желание тети Веры ее задело за живое.

– Ты не хуже… – в такт ее словам, нараспев протянул Кирилл и рассмеялся.

Обе женщины вздрогнули, переглянулись и обернулись, вскрикнув. Тетя Вера вскочила, протягивая руки, и прижалась, вдыхая его запах. А после отодвинулась, рассматривая с любовью.

– Ох, Кир, никогда не знаешь, что от тебя ждать! А возмужал то! А почему ты… огородами?

– Ну, ты же знаешь, нам, разведчикам, нельзя казать народу лицо! – усмехнулся Кирилл и обнял тетю Веру.

Он немного смешался, когда понял, что Светка не может встать самостоятельно. Она шарила рукой в сорняках, сваленных между грядками, вытаскивая из-под травы костыли. На лице ее отразилась и радость, и смущение, и отчаяние, и боль. Не хотела, чтобы он застал ее в таком виде.

«Влюбилась!» – озадачился Кирилл. Где-то там, в ее сердце и мысленных посылах он почувствовал себя.