– Возьмите палку, сударыня. – Сказал он, сглотнув, и протянул ей палку. Но было такое ощущение, что она его не слышала. Палка коснулась её плеча.
– Не дотрагивайся до меня! – вскричала она. – Даже не подходи! Я просто дура, что согласилась на твою авантюру! – она тяжело дышала, – И знаешь что? Ты на меня смотри!
– Да, сударыня.
– Хватит называть меня сударыней каждый раз, когда ты разозлен или вне себя. И хватит звать меня куратор каждый раз, когда боишься или хочешь что-то попросить. Елизаветта меня зовут. Слушай меня очень внимательно и делай то, что я скажу. Понял?
– Понял вас.
– Какие песни знаешь?
– Чего?
– Алексей! Ты со мной сейчас разговариваешь! – сказала она, не отрывая от него глаз. – Со мной, ясно? Со мной, а не с кем-то другим. Живо отвечай, какие песни ты знаешь!?
– Ну… Я знаю песню "Ландыши".
– Молодец, Прошин. Хорошая песня. Так! Начинаем петь. Вместе. Как там начало? Ты помнишь?
– Ты сегодня мне принес. – Сказал Алексей, слегка ошалев.
– Точно. Ты сегодня мне принес, как же там… не букет из пышных роз, да? А что принес?
– Не тюльпаны. – Подсказал Алексей дрожащим голосом.
– Ах да, не тюльпаны и не лилии… Какой слог хороший! Ты что не поешь? Цветы не любишь? А должен. Цветы – дети жизни.
– Дети – цветы жизни. – Поправил он.
– Жизнь – цветы детей.
– Пой давай!
Она ненормальная. Это была единственная мысль Алексея. Но, сглотнув он начал подпевать.
– Протянул мне робко ты… – он стал суматошно соображать. Никогда не любил пение. И песен не знал толком.
– Очень скромные цветы, – сказала она.
– Но они такие милые. – Подпел он хриплым голосом.
– Да, действительно милые. – Согласилась Елизаветта.
Тут Алексей заметил, что у неё руки дрожат. Ему не почудилось, ей было действительно очень страшно.
– Давай, подпевай! – сказала она и внезапно провалилась почти по шею. Из-под её ног пошли эти ужасные, отвратительные пузыри. И какие огромные! Запахло болотом. И каким-то мерзким, совсем болотным болотом.
Она стояла, подняв руки и равномерно дышала. Он не мог больше смотреть, с каждой секундой становилось все страшнее.
– Почему петь перестал? – сказала она медленно и вернула его к жизни. – Зачет по физкультуре не получишь! Пой немедленно!
– Ну и что радуешься?
– Вы ещё со мной.
– А уж как я радуюсь.
– Что будем делать?
– Выбираться, конечно. Я вообще-то уже не тону. Стою на твердой земле. Тут второе дно, ты сейчас стоишь на первом, а я провалилась на второе – настоящее.
Она попрыгала на месте. Из-под неё опять пошли пузыри. Алексей перевел дух. Да уж, эту песенку он на всю жизнь запомнит.
Схватившись руками за камыши, которые росли в паре метров, она аккуратно выбралась и, к удивлению обоих наступила на что-то твердое. Перед ними был небольшой клочок сухой территории.
Крохотный островок тверди вокруг гигантского болота. Алексей с огромнейшим удовольствием наступил на твердую почву. Стоять на ней было не просто удобно. Стоять на ней было действительно приятно. Ходить, чувствовать приятную жесткость и прохладу, ощущать всей ступней сырую неровность и мелкие камешки. Он бы даже затанцевал, но постеснялся и решил просто вдоволь попрыгать.
Елизаветта легла за землю, раскинула руки, закрыла глаза и улыбнулась. Ей тоже было очень хорошо. Наверное, даже лучше чем ему. А может – точно так же.
– Елизаветта, знаете…
– Можно просто Лиза.
– Хорошо, знаете…
– Лиза я сказала! – к ней возвращался кураторский тон. – Знаю эту придурь – не можешь начать называть меня по этому имени, будешь никак не называть. Ты и маму свою неродную, поди, по имени зовешь, да? Привыкай. Каждый раз, когда ты будешь обращаться ко мне, начинай предложение с имени "Лиза" и так, пока не привыкнешь. Ясно?
– Понял вас. – Сказал Алексей.
В любой другой момент он бы смутился или разозлился, начал отнекиваться, но после того, что произошло несколько мгновений назад, все воспринималось как-то легко. Он не отрывал глаз от пейзажа. Камыши росли кучками, и вокруг их островка они тоже росли. Окружали островок. Тут было даже по-своему уютно.
– Лиза. Видите зеленую траву? – сказал он, раздвигая камыши и указывая пальцем.
– Да, вижу. Это рогоз, а не трава.