Семизвездное небо

- Я боюсь темноты, поэтому...

- Конечно, увидеть свет в глубинах не каждому дано.

- Вы о каком свете толкуете, уста?

Отец увлекся. Страстный огонь пылал в его глазах.

- О каком свете я говорю? Ну. как мне это тебе объяснить?.. - внезапно отец вытащил из кисета кремень. Изогнутым огнивом он ударил по камню. Вокруг рассыпались искры. - Вот видишь? - заметив усмешку в глазах учителя, отец занервничал. - Я только привел простой пример, а ты улыбаешься, думаешь, наверное, уста спятил. Но кто бы и что ни говорил, я готов поклясться, что внутри этого черного камня заключен свет. Он - первое изобретение первобытных людей. Он - мудрость безошибочной природы. Наше ущелье Агчай полно этих мудростей. Надо только уметь их видеть, уметь их разгадывать.

Пока отец говорил, я не переставал восхищаться уроком, который он преподал этому хвастливому учителю и за меня, и за Гюльназ. Нет, Гюльназ и сама в состоянии справиться. Пожалуй, это только относится ко мне.

- Тогда земля наполнится безумцами, не так ли? - с издевкой произнес Рамзи.

- Ты не беспокойся, учитель, мир и теперь наполнен безумцами. И у гор, и у долин, и у леса, и у безводных пустынь, и у степей с колючками, и у болот есть свои почитатели. Вот поэтому-то мир и прекрасен, - с этими словами отец положил свой кисет в карман и, указав на пачку тетрадей под мышкой у Рамзи-муэллима, произнес: - Но я все же не понял, что хотела сказать наша девочка... Гюльназ... Наверное, не без умысла писала она эти слова... - И тяжелым шагом направился к Бешбулагу.

Мне хотелось побежать за ним следом, объяснить, что хотела сказать Гюльназ... Но я передумал. Мой отец не нуждался в пояснениях.

- Ты видишь, старики никак не могут примириться с новым порядком вещей, - обратился ко мне Рамзи. - Старое проникло в их плоть и кровь, с ними сладить будет нелегко.

Я собрался уйти, ничего ему не ответив, но он продолжал:

- Ты хорошо делаешь, что учишься в вузе... Его голос вызывал во мне какое-то раздражение.

- Да, надо учиться. Светом науки надо погасить искры, высекаемые черным огнивом твоего отца. Иначе мы не сможем двинуться вперед.

Я как мог сдерживался. Пусть он плетет что хочет, но я должен молчать. И кулаки напрасно сжимаю.

К счастью, Рамзи-муэллим, поправив стопку тетрадей под мышкой, сам направился к школе.

В тот день я не смог увидеть Шахназ. Вечером к ним должны были прийти сваты Рамзи-муэллима. По этому случаю тетя Наиба даже не пустила дочь в школу. Я узнал об этом и не смог переступить порог их дома.

Когда совсем стемнело, я возвращался домой. Мысли мои где-то блуждали. Вдруг... кого бы вы думали я увидел у родника? Шахназ. Поставив кувшин на каменный желоб, она стояла в задумчивости. Услыхав шаги, она обернулась, а увидев меня, совсем растерялась и испуганно оглянулась по сторонам. Я тоже невольно оглянулся. Никого не было. Сердце мое забилось. Будто сама судьба нам благоприятствовала. Мы снова были одни под тенистой ивой нашего детства.

Я медленно подошел к девушке.

- Добрый вечер, Шахназ!

- Добрый вечер.

Это был не голос Шахназ, а эхо только что произнесенных мной слов. Я хотел ей сказать об этом, но почему-то застыл, уставившись на нее. И вдруг мне вспомнилось первое школьное письмо, написанное ей. Сердце мое сжалось. И Шахназ смотрела на меня, но ничего не говорила. Из ее кувшина хлестала вода, и это журчание буравило мне душу.

Надо сейчас же сказать, зачем я приехал из Баку. Но как это сделать, как объяснить, что я люблю ее, что в свое время написал ей неправду? Но почему сама Шахназ молчит? Почему не говорит, что ее хотят обручить с Рамзи-муэллимом, не спрашивает, как я к этому отношусь? Если она произнесет хоть слово, все сразу решится. Я в этот же вечер заберу ее в Себетли, к тете Халиде.

Но Шахназ молчала, и у меня язык будто прилип к гортани. Мне хотелось только одного: ничего не произнося, схватить ее на руки и бежать отсюда прямо до Себетли! Я шагнул к ней:

- Шахназ!

Полные черного блеска зрачки пахнули на меня холодом. Что это? Что хотят сказать мне эти глаза? Может, Шахназ желает выразить взглядом то, чего "е может произнести? "Мне жаль таких эгоистичных болтунов, как ты, Эльдар".

О господи, а если к тому же она рассмеется, что я буду делать?

- Что, Эльдар?

Нет, слава богу, эти слова ей в голову не пришли. Но почему же она молчит? Не ждет ли, чтобы я признал свою ошибку, попросил у нее прощения за то свое письмо?

- Я слышал, Рамзи-муэллим посылает к, тебе сватов...