Семмант

То же и дома — разглядывая графики, я вдруг ловил себя совсем на других мыслях. Облако вожделения окутывало меня с головой — не в силах сдержаться, я искал в Сети порносайты, удовлетворял себя сам, как желторотый юнец. Так уже было, когда я создавал Семманта, но суть изменилась, и извратился смысл. Теперь свершение было ни при чем. И циновка Будды была не при чем, и даже Лидия — я мечтал не о ее теле. Напротив, желание уводило в сторону — возможно, это была месть. Будто назло той, что не хотела меня видеть, я рвался к обладанию десятками иных, прочих.

Пошли дожди, мой «недуг» стал еще острее. Всюду подстерегал запах мокрого асфальта. Он измучил меня, почти обессилил. Час за часом, забыв о делах, я сидел с открытыми окнами, тупо глядя на монитор, представляя разнузданнейшие картины. Они мерещились мне везде, терпеть все это было нельзя. Поборовшись с собой для вида, я признал — ничто уже не стыдно — и обратился к единственному способу, что был доступен. В ветреный и дождливый апрельский день я сел в машину и поехал в мадридский пригород — по адресу, взятому из газеты. Там располагался дорогой бордель.

Глава 17

Услугами жриц порока я не пользовался уже много лет. Последний раз это случилось в Париже, вскоре после расставания с Натали. Тот опыт вышел никчемен — мне попалась наглая, ленивая полька. Ничего хорошего я не ждал и теперь, но зуд желания был слишком силен. Сморщившись и глубоко вздохнув, я нажал кнопку дверного звонка.

Это оказался красивый дом — с мягкой мебелью в холле и радушной хозяйкой. Даже картины на стенах выглядели недешево, пусть и поскромнее, чем у графини Де Вега. Я был представлен его обитательницам; они входили ко мне по одной; их прикосновения, запах духов сменяли друг друга, как в калейдоскопе. Каждая несла в себе целый мир, куда я мог так легко проникнуть — пусть ненадолго и не совсем взаправду. Все они были милы, необыкновенны, прекрасны. Я растерялся, не зная, кого выбрать, и назвал хозяйке имя последней — Росио — лишь потому, что все еще слышал его отзвук.

Дождь хлестал в стекла, завывал ветер. Плотные шторы ограждали нас от суеты и тревог. В большой полутемной спальне мы прожили краткие два часа общей жизни.

Я был ласков с ней, и она удивилась ласке и потом требовала ласки — еще и еще. Меня же поразил ее темперамент и — искренность, полное отсутствие позы. Вдруг показалось: не так уж важно, Лидия, не Лидия, Росио, Андреа… Я гнал эту мысль, чувствуя ее неправоту. Я недоумевал, кто такая Андреа — так ли звали еще одну из девушек, что знакомилась со мной в холле?

Мысль уходила, но оставалась неподалеку. Я растворялся в плоти Росио, будто спасаясь от всех мыслей на свете. Ее лицо, ее улыбка напоминали мне Лидию. Я понял: передо мною неуловимое. Я гляжу в глаза призраку любви!

Она рассказала мне про свой родной город, про покинутый колледж и недолгий брак. После душа она вытерла меня полотенцем и крепко, чувственно поцеловала в губы. Так целуют своего мужчину, когда расстаются с ним надолго. Я понимал, да, увидимся мы не скоро. Наверное, никогда — я терялся в догадках, можно ли прийти к ней еще? Ведь общая жизнь прожита как будто, может ли еще быть другая? И признаюсь, я едва удержался, чтобы не рассказать ей про Семманта.

С того дня и на шесть недель я стал завсегдатаем мадридских casas. В некоторых помнили мое имя, искренне радовались моему приходу. Я объездил множество злачных мест — выбирая их по случаю, наугад. Это был мой собственный хаос — сладчайший хаос, хаос-искус! Он был послушен мне, я в нем царил. Был его повелителем, господином.

Мне больше не нужны были утешения — в полумрак спален, пропахших развратом, меня влекли не страдания и не похоть. Я искал то самое, неуловимое — вновь и вновь и вновь. Осирис, умершее солнце, обрел новый лик, я его помнил. Чувство, потерянное так внезапно, превратилось в фантом, дразнивший меня без устали.

Я гнался за ним, набрасывался на беззащитные тела, жадно впитывал их соки. Нередко, границы придуманного плена отступали, пусть на ничтожную величину. Порой, оргазм нес в себе частицу освобождения. Был свершением, созиданием — в наичистейшем виде. Мне казалось, я воссоздаю подлинную гармонию мира. Нащупываю потайные струны — проваливаясь в наслаждение, в царство грез. И потом, выныривая, вспоминаю. Извлекаю из оставшегося в подкорке черты призрака, которого ищут все.