Семнадцатая

Предложение вызвало всеобщее замешательство. Пока Алена постигала услышанное, я предпринял попытку непринужденно, в шутливом ключе устранить возникшее недоразумение и разубедить Вику в адекватности ее замысла, но, нужно сказать, потерпел постыдную неудачу. Улыбаясь и согласно кивая, Вика пропустила мимо ушей все мои доводы и принялась собирать тарелки еще до того, как я закончил свою речь. Когда же от имени хозяина дома я попробовал приструнить строптивицу, посоветовав заняться более сообразными ее возрасту и времени суток делами, меня сразу же поставили на место. Выяснилось, что, во-первых, эти дела никуда не денутся, — вон они довольно ровно сидят на своей прекрасной попе и хлопают голубыми глазами, — а во-вторых, мне, как хозяину, по части уборки никто права голоса не давал: я всех накормил, всех напоил и теперь могу спокойно почивать на лаврах, но, желательно, где-нибудь не здесь, чтобы не путаться под ногами. В общем, прозвучало все примерно так, однако настолько вежливо и добродушно, что придраться было не к чему. Вика оказалась крепким орешком. Забавно, что Алена, которая воздержалась от участия в прениях, но явно всей душой была на моей стороне, даже не попыталась подхватить выпавшее из моих рук знамя. Вместо этого она с покорным вздохом поднялась на ноги и тут же внесла свою лепту в происходящее: поправила грудь и горестно, с физиономией под стать Данаиде воззрилась на бескрайние просторы обеденного стола. Разумеется, и речи не могло быть о том, чтобы бросить сестренку в когтях ее ужасающе трудолюбивой пассии. Поэтому я отложил в сторонку свои лавры и, с молчаливого одобрения Вики, самолично впрягся в этот стихийный субботник, хотя, по-хорошему, до настоящей субботы оставалось еще без малого полчаса.

Этого получаса нам вполне хватило на то, чтобы, повинуясь указаниям нашего лидера, перетаскать со стола на кухню все, что не требовало оттирания, и оттереть все, что нельзя было перенести. Оставшуюся еду Вика завернула в прозрачную пленку, добытую, кажется, прямо из воздуха, и запихнула в холодильник, сильно пошатнув при этом мои представления о пределах трехмерного пространства. Посудомоечная машина с кучей полочек, лампочек и кнопочек привела Вику в невероятное возбуждение и подверглась всестороннему изучению, так что понадобилось приложить некоторые усилия, чтобы девчонка не осталась внутри, когда пришло время пустить машину в ход. Здесь же, на кухне, мы с сестрицей в изнеможении опустились на стулья и закурили, а неугомонная Вика обосновалась возле Алены и, заручившись ее утомленным позволением, принялась заплетать ей сбоку некую замысловатую косичку. Одного этого занятия, по-видимому, не хватало для полного счастья, поскольку девушка еще и пританцовывала на месте, затейливо вышагивая босыми ступнями и ловко двигая бедрами в такт едва различимой мелодии, доносившейся с улицы через приоткрытое окно.

«Тарам-пам», — приговаривала Вика, когда под влиянием изменчивого ветра музыка почти совсем затихала и продолжала свое течение лишь в ее странно устроенной голове.

— У меня остался вопрос, — сообщил я Вике, поймав ее рассеянный взгляд. — Можно сказать, напоследок… Если человеческое тело, — допустим, тело нашей Алены, которым мы воочию здесь любуемся, — настолько само по себе, что ему можно давать собственное имя, то что же такое Алена? Кого мы так величаем?

— Понятия не имею, — с легкостью ответила Вика. — В жизни мне это не нужно, а думать просто так — голову сломаешь… Для того, чтобы общаться с человеком, важно не столько понимать, что он есть, сколько помнить, чем он не является. Человек — это не его тело, не его привычки, не его слова, не его эмоции, не его мысли. Все это только… м-мм… не знаю, как назвать…

— Его черты? Качества? Проявления?

— Нет, но пусть будут «качества»… В разное время ты сталкиваешься с каким-то одним или, по крайности, с несколькими качествами, но никогда — со всем человеком разом. Нужно держать это в уме и не принимать что-то одно за всего человека.

— Хочешь сказать, что Алена есть сумма вещей, ни одной из которых она, по сути, не является?

— Это как?

— То есть, что-то вроде паззла. Совокупность фрагментов, где каждый представляет часть картины, но не дает представления о всей картине.

— Дима, сейчас я ни словечка не поняла, поэтому навряд ли хотела это сказать… Повторю, я понятия не имею, кто такая Алена. Но она не паззл. В отличие от паззла, человек никогда не бывает полностью собран — даже внутри самого себя. А еще меньше мы видим снаружи…

— Однако, в какой-то момент ты выбрала Алену…

— Да, выбрала, — Вика закончила с косичкой и присваивающим жестом положила руки на плечи своей избранницы. — Вот эту…

— И что же ты в ней нашла? Какую ее черту или какое качество нужно благодарить за то, что нынешнюю ночь ты проводишь под этой крышей?

— А можно я не буду отвечать?