Семнадцатая

Вокруг по-прежнему царила мертвая тишина, нарушаемая лишь интимным шепотом кондиционера. Придерживая полы халата, я со страдальческим вздохом опустился на диван и — крайне удачно уселся на пульт от кинотеатра. Экран засветился. Сердце замерло. «Бу-ра-ти-но! Бу-ра-ти-но!» — обрадованно заскандировал многоголосый хор. «Да чтоб вы все околели!» — в бешенстве прорычал я и, выхватив из-под себя дьявольскую машинку, учинил беспощадную расправу, одним метким выстрелом отправив в небытие всю оголтелую компанию. Успокоив дыхание и закурив, я вновь опасливо прислушался к спящему дому. Увы, не такому уж и спящему, как можно было надеяться. Моя глупая оплошность явно кого-то потревожила. Сначала на девичей половине наметилась неясная возня, затем отчетливо стукнула дверь гостевой спальни, после чего включился и зашелестел душ. Я был почти уверен, что это не Алена. Во-первых, никто не ныл и не сыпал ужасными проклятиями. А во-вторых, с чего бы Алене просыпаться? Наша принцесса на горошине могла целую ночь не сомкнуть глаз из-за того, что постеленные ей простыни странно пахнут (один раз они пахли у нее «мухоморами», что бы это ни означало), но если уж сестрица засыпала, то будьте покойны — добудиться ее не было никакой возможности. Принцесса превращалась в совершенное бревно, глухое ко всему происходящему, если не считать того, что такое бревно могло крепко куснуть вас за палец, если в попытке воскресить его к жизни вы бы отважились зажать ему нос, как это сделал однажды некий недалекий родственник принцессы…

Не Алена плескалась довольно долго, по всей вероятности, без остановки переключая душ с одного режима на другой и с наслаждением подставляя свое любознательное тельце то под мощный водопад, то под рассеянный дождик, то под пелену водного тумана, в которой можно стоять бесконечно, ощущая, как твоя бренная оболочка постепенно растворяется в теплом приветливом облаке, спустившемся сюда прямо с небес Эдема. Затем, вероятно, нужно было тщательно промыть короткие не русые волосы, испытав на деле несколько диковинных шампуней, натащенных сюда неведомо кем. А еще там имелась целая пропасть разных мочалок, губок, терок и щеток, предназначенных невесть для каких гигиенических ухищрений, которыми можно было поскрести на пробу то тут, то там, а некоторые из них, вполне возможно, годились и для того, чтобы отшлифовать с их помощью свои гениальные подошвы… Я несколько замечтался, представляя, как, выбравшись из душевой кабинки, не Алена увлеченно разглядывает себя в огромном настенном зеркале, играясь с его разноцветной подсветкой, и пропустил момент, когда в гостиной бесшумно возникла невысокая девичья фигурка, завернутая в куцее сиреневое полотенце. Я никогда не понимал, как они это делают и на каком честном слове держится вся эта хлипкая композиция, но по опыту знал, что если сему наряду и суждено упасть, то только по воле его гордой владелицы. Кристина, например, не раз роняла такое вот полотенце к моим ногам одним шаловливым движением бровей. Во всяком случае, так это выглядело…

Я с тревогой посмотрел на густые черные брови вошедшей. Нужно сказать, что с лица Вики уже исчезли всяческие косметические глупости, благодаря которым ее сходство сами знаете с кем достигало степени неразличимости, однако теперь на этом еще более помолодевшем лице отчетливо проступили черты собственного характера девушки, несвойственные, сколько можно судить, ее знаменитому прототипу. Я не великий физиогномист, но нельзя было не заметить, что в Вике заключено гораздо больше здравого смысла, чем могло показаться поначалу, а кроме того, ее облик свидетельствовал о необычайном упрямстве. Легко можно было представить, как этот округлый подбородок строптиво выдвигается вперед и маленький черноглазый бульдозер прет к намеченной цели, превозмогая все трудности и терпеливо снося неудачи. А как быть с препятствиями? В особенности если таковыми становятся люди? Взгляд Вики не выдавал в ней склонности к суровым решениям, однако нельзя было угадать, как исказится это лицо, трогательно облепленное мокрыми волосами, в минуту сильного гнева. Не вздыбятся ли тогда эти самые волосы султаном рассерженных аспидов над грозными, мечущими молнии очами… Впрочем, кажется, я увлекся. Удивительно как разыгрывается воображение по ночному времени. Вот уже и до аспидов дошло… Вика остановилась в трех шагах от моего дивана и, заложив руки за спину, принялась покачиваться на длинных худых ногах, открытых взору настолько, что их задрапированное полотенцем продолжение наверняка называлось уже как-то иначе…

— Привет! — кивнула мне Вика. — Симпатично у тебя тут, ничего не скажешь. По нашему девчачьему разумению так вообще красота. Все такое розовое, как в домике у Барби… Это для настроения?

— Для настроения я предпочитаю спиртное, — хмуро отозвался я, не слишком обрадовавшись такой аналогии. — Не нравится розовый — пульт освещения на стене, справа от выхода: предлагаю им воспользоваться.

— Пультом или выходом?