Семнадцатая

Я не нашел, что на это возразить, и принялся строго озирать окрестности. Окрестности вели себя удовлетворительно. Стены по-прежнему сходились друг с другом под прямым углом. Мебель стояла на своих местах. Круглые часы на стене показывали четверть чего-то справа. Алена курила, не открывая глаз, и аккуратно роняла пепел мимо несуразной ракушки, которую тщетно старалась подсунуть ей Вика.

— Поздно уже, — сделал я праздное, но вполне справедливое замечание. — Быть может, юным леди пора на покой? Я имею в виду — всем до единой…

— Дима, мне не хочется, — Вика повернула ко мне встревоженное лицо. — Обязательно уходить? Ты не против, если я останусь?

— Оставайся, дружок, кто же тебя гонит? — тут же уступил я. — Это не намек, всего лишь предложение…

— А можно я тоже останусь? — внезапно заговорила Алена, совершив попытку вывалиться носом вперед — сперва из одеяла, а затем из кресла, не возымевшую успеха лишь благодаря усилиям расторопной Вики. — Кажется, я не дойду… Просто не обращайте на меня внимания… Только сигарету из меня выньте кто-нибудь, если не трудно… И ухо почешите… это самое… которое чешется…

Вика ловко избавила Алену от окурка, прилипшего к ее нижней губе, и почесала ей оба уха, вызвав на осовелом лице благостную улыбку. Собрав волю в кулак и упершись кулаками в колени, я поднялся с дивана. Покачнулся. Устоял. Вдохновленный собственным достижением, я сгреб в охапку одеяло, вместе с его коматозной начинкой, и мужественно потащил в спальню…

— Димочка… — позвала меня Алена, когда, водрузив ее нужным концом на подушку и осторожно вытянув изо рта забившуюся туда прядь волос, я уже запрягал свои ноги, чтобы двинуться назад.

— Да, родная? — склонился я над ее лицом.

— Ты такой классный, такой любимый… Поцелуй ее за меня…

Глава 10

Выйдя из спальни и едва не прищемив дверной створкой край покосившегося на мне халата, я с тоской глянул вдоль полутемного коридора, прикидывая количество шагов до ближайшего поворота. За ним, если повезет обогнуть его без приключений, можно будет увидеть освещенный вход в гостиную, а если и до гостиной доведет меня милосердная фортуна, то там уже и до дивана рукой подать… Я решительно выдохнул и толкнулся в соседнюю дверь, за которой располагалась ванная комната, не так давно оставленная юной приятельницей Алены… юной наперсницей Алены… в общем, во всех отношениях юной и несколько чудаковатой Викой, чей навязчивый образ никак не выходил у меня из головы. Мне постоянно вспоминались мгновения, проведенные ею на моих коленях: пряный запах, исходящий от ее свежевымытой шевелюры, частый стук ее сердца, жаркое дыхание на моей шее, крепкое бедро под моей ладонью с его удивительно горячей кожей…

На сушилке для полотенец были развешаны ее вещи: не только знаменитые штаны, но, судя по ассортименту, все, в чем она пришла в мой дом, за исключением спортивной кофты — толстовки, худи или как там она у них, девочек, называется… Рядом помещалось зеркало с цветной подсветкой, перед которым, по словам моей дорогой гостьи… Алениной дорогой гостьи, она вертелась нагишом, забавляясь с лампочками и изображая из себя хамелеона. Интересно, какого рода хамелеон отражался в этом зеркале: все еще сонный, только что вылезший из-под теплого бока Алены, или мокрый после купания, покрытый мерцающими капельками влаги? …Холодный душ — вот, что мне сейчас нужно! Я скинул одежду, повернул кран и, едва ступив под моросящую струю воды, понял, что именно этого мне и не хватало: ледяного душа, который для пущего благотворного эффекта должен быть чуточку потеплее. Желательно совсем горячим… Несколько минут, проведенных под согревающим дождем, в пелене клубящегося вокруг пара, принесли некоторое облегчение ногам и отозва́лись живительной силой во всем моем теле. То есть, буквально во всем, без каких-либо исключений и оговорок. Я подумал даже, что мудрому мужу стоило бы что-нибудь предпринять по этому случаю, однако не смог припомнить никаких рекомендаций, оставленных на сей счет древними китайскими мыслителями. «Мудрый муж радуется водам, человечный муж радуется горам, — сообщил я своей воспрянувшей плоти и выключил воду. — Так когда-то сказал Конфуций. Хороший человек. Поразмысли над этим…»