Семнадцатилетние

Общее собрание оставило тяжелый осадок в душе Вали Беловой, но не сломило ее упрямства. И это было вполне естественно: Валя с первых шагов своей жизни начала привыкать к своему исключительному положению на белом свете. Все ее капризы и желания выполнялись моментально. Никто никогда ничего от нее не требовал, не заставлял, не принуждал. Все делали за нее и для нее. Никакой ответственности она никогда не чувствовала и ни о каком нравственном долге понятия не имела. Валю убедили в том, что она является центром, вокруг и для которого все вращается. Одним словом, у нее было «самое счастливое детство» в самом скверном понимании смысла этих слов.

В школе положение несколько изменилось, но и здесь, благодаря своей памяти и способностям, она скоро попала в исключительное положение, и с ней носились, как с одаренным ребенком.

Шли годы, Валя умнела, видела, что не все дается даром и что иногда следует прикинуться то больной, то расстроенной, то сердитой, чтобы получить желаемое. И она прикидывалась, когда это было нужно.

Исключение из коллектива и особенно отказ Марины Леопольдовны в покровительстве вначале испугали девушку. На какое-то время она почувствовала себя одинокой, беззащитной.

Но после недолгих размышлений Белова решила, что такое наказание является условным, символическим и ничего в нем страшного нет.

Выйдя из школы, Валя долго бродила по освещенным улицам, размышляя над своей судьбой. Она не думала о причинах, которые вызвали такое к ней отношение, не думала и о том, как исправить это положение, а думала только о том, что будет с ней дальше. И чем больше думала, тем для нее становилось ясней, что по существу ничего не меняется и все остается, как было.

По-прежнему она будет ходить в школу, сидеть за той же партой, получать пятерки… И, в конце концов, может получиться так, что все девочки, проголосовавшие ее исключение, останутся в глупом положении.

От этой мысли настроение сразу поднялось, и ей стало весело. «В самом деле, — размышляла она, — откуда они меня исключили? Из своей игры! Но ведь я сама отказалась с ними играть во всякие «Обещания». Они будут устраивать без меня новогодний вечер! Пожалуйста! Им придется работать, а у меня будет свободное время для чтения, гуляния. Кого же они наказали? Они не будут со мной разговаривать? Пожалуйста! Не очень-то я в них нуждаюсь…»

Таким образом, Валя окончательно успокоилась и стала думать о том, как она теперь должна себя держать с окружающими.

Перед тем как вернуться домой, Валя основательно продумала свое поведение в школе и рассчитала каждый свой шаг. Отнестись к исключению безразлично — это значит показать им свое презрение. А для этого нужно: являться в школу за несколько минут до начала уроков и уходить сразу после окончания; на переменах не задерживаться в классе и выходить в коридор; к урокам готовиться как можно лучше и во что бы то ни стало получить золотую медаль; с учителями держаться вежливо; ни с кем не заговаривать первой, а если будут обращаться к ней, то отвечать сдержанно и с достоинством; ни в какие споры не вступать; на вечер не приходить, даже если ее и пригласят…

Так она и поступала.

И надо отдать ей справедливость — держалась Валя спокойно. Ходила с гордо поднятой головой и с таким видом, словно исключение доставило ей какое-то внутреннее удовлетворение. С лица ее не сходила снисходительная улыбка, будто она имела дело с неразумными детьми, с которых много нельзя и спрашивать.

Первые дни после собрания девушки ожидали с ее стороны какого-нибудь повода, чтобы изменить создавшееся положение. Но, сталкиваясь ежедневно с демонстративным пренебрежением Беловой к решению коллектива, они ожесточились и перестали ее замечать.

Дома Валя ничего не сказала. О неприятности у дочери Зинаида Григорьевна — так звали мать Беловой — узнала случайно, встретив на улице знакомую учительницу из школы имени Ушинского. Вернувшись домой, она застала дочь за учебниками.

— Валечка! Почему ты от меня скрываешь? — почти с отчаянием спросила она, как только вошла в комнату.

— Что я скрываю?

— Почему ты мне ничего не сказала? Что у тебя случилось в школе?

Взволнованный тон, бледное лицо, испуганное выражение глаз говорили сами за себя, и Валя поняла, что матери все известно. Она пожала плечами и как можно небрежней сказала:

— Что там случилось? Ничего особенного не случилось.

— Валя! Как тебе не стыдно! Неужели я не заслужила, чтобы ты была со мной откровенна… Враг я тебе, что ли?

— Мама, не делай, пожалуйста, трагедии там, где ее нет, — с раздражением остановила ее дочь.

— Я же все знаю… Тебя исключили…

— Ну вот. Начинается… Откуда исключили? Кто исключил? За что исключили? Слышала звон, да не знаешь, где он!

— Валя, зачем ты отпираешься? Нужно принимать меры, пока не поздно.

— Какие меры? Нет уж… Ты, пожалуйста, в мои дела не лезь. Я и без тебя обойдусь, — сердито сказала Валя. — Никто меня не исключал, а если они не хотят, чтобы я им помогала на вечере, не надо. Им же хуже.