Семнадцатилетние

— Хорошо, я немного еще продолжу. Девочки, в общем, получается такая картина. Надо попросить Наталью Захаровну выделить одну или две комнаты для домашних занятий после уроков. Это для тех девочек, которым дома мешают заниматься. Избалованных лодырей надо взять в переплет. Прорабатывать как следует на собрании, в газетах, и покрепче… А главное, надо следить за ними и не отступаться. А с теми девочками, которые стараются, но им трудно, надо как-то по-другому… Приведу такой пример… Марфа Игнатьевна привлекла Нину Шарину и Аню Алексееву из десятого класса, и они взяли шефство над Мартьяновой и Фоминой из нашего класса. Результаты получились очень хорошие. Марфа Игнатьевна считает, что когда шефствуют старшие над младшими, то получается гораздо лучше, но можно, конечно, и одноклассницам поручать. Могу привести несколько таких примеров… Не надо приводить? — спросила она, услышав в зале возглас «понятно!» — Ну, хорошо… Константин Семенович говорил, что большинство успевающих — комсомолки, и если мы захотим, то можем освободить учителей от этой заботы о двоечниках. И тогда преподаватели обратят гораздо больше внимания на лучших. Ведь правда, девочки?..

Василиса Антоновна слушала учениц с чувством глубокого удовлетворения. Оказалось, что недавний теоретический спор в учительской не был забыт. И по всему было видно, что комсомол взялся за это дело всерьез. Выступали главным образом отличницы, приводили примеры, вносили различные предложения, давали обещания. «Если этот порыв выльется в какие-то организационные формы, — думала преподавательница математики, — и воспитатели, классов сумеют правильно руководить шефством успевающих над отстающими, хотя бы первое время, пока это не превратится в привычку, то проблема будет решена». Ведь на каждом педсовете, на всех учительских совещаниях больше всего говорится о двоечниках. В конце каждой четверти, а в особенности в конце учебного года, Все двоечники чувствуют себя «героями». С ними возятся учителя, подруги, родители. Их уговаривают, упрашивают, с ними специально занимаются. И не случайно многие из выступавших комсомолок возмущались этим ненормальным положением.

— Наталья Захаровна, — обращаясь к директору, говорила одна из учениц, — у нас есть две… вы их знаете: Сазонова и Глушко. Мы с ними третий год всем классом мучаемся. И учителя мучаются. За уши из класса в класс перетаскиваем. А зачем? Вы думаете, что будет кому-нибудь польза, если они окончат школу? Нисколько! Мы недавно обсуждали этот вопрос в классе. Жалко на них время тратить. И хоть бы они были благодарны, а то ведь прямо издеваются. Они же прекрасно понимают, что если получат много двоек, то общая успеваемость по школе снизится и всем будет неприятно…

Наталья Захаровна слушала эти горькие слова, но ничем, кроме сочувственной улыбки, ответить не могла. Что ей делать? С нее требуют, и она должна подчиняться. Сазонова и Глушко — не единственные. Она вспомнила, что недавно на совете воспитателей эти же мысли тревожили учителей. Ее упрекали в том, что школа уделяет слишком много внимания обучению и слишком мало занимается вопросами воспитания. Такой разрыв уже дает видимые осложнения. Говорили о том, что невежественных в педагогике людей, оторванных от жизни и равнодушных чиновников, это положение мало беспокоит. Они заботятся лишь о внешней стороне просвещения. Воспитание нравственных качеств — воли, характера — не поддается никакому учету, а значит, остается на совести классных руководителей…

Размышления Натальи Захаровны были прерваны звонким голосом Жени.

— Товарищи! Слово предоставляется Константину Семеновичу!