Семнадцатилетние

— Константин Семенович, это письмо от папы, а на конверте я написала наш адрес и телефон, — сказала она, мило улыбаясь.

Константин Семенович вынул из незаклеенного конверта листок бумаги и прочел:

«Дорогой Константин Семенович!

Если Вы меня еще не забыли, то буду очень рад повидать Вас в воскресенье.

Приходите к девяти часам вечера.

Ваш С. Вершинин.

— Это, значит, завтра? — спросил он, прочитав приглашение.

— Да.

— Спасибо. Я приду: мне очень хочется встретиться с Сергеем Ивановичем.

В гостях

Отправляясь в гости к Вершининым, Константин Семенович не без удовольствия думал о предстоящей встрече со своим старым профессором. К тому же ему хотелось посмотреть на одну из своих учениц в домашней обстановке.

Дверь открыла Лида.

— Здравствуйте, Константин Семенович! Проходите, пожалуйста! Папа будет очень доволен! — радостно говорила она, помогая учителю раздеться.

— Здравствуйте, Лида! Надеюсь, вы позволите так называть вас дома?

— Ах, что вы, что вы! Прошу называть меня Лидия Сергеевна, — жеманно поджав губы, сказала она, но не выдержала и рассмеялась. — Как точно вы пришли! Слышите? Часы бьют девять… Я очень, очень рада… Идемте к папе!

Константин Семенович провел рукой по волосам, поправил перед большим зеркалом галстук и направился за Лидой.

Гостиная, через которую они проходили, была обставлена строго и со вкусом. Ничего лишнего. Старинная, красного дерева мебель, пианино, тяжелые шторы на окнах, александровских времен хрустальная люстра, несколько больших картин, три-четыре акварели. Пол натерт до блеска, и казалось, что стоит слегка толкнуть стол или кресло, как они покатятся, что санки на льду.

Сергей Иванович сидел в своем кабинете с книгой. Он встал и с протянутыми руками направился навстречу гостю.

— Вот уж, действительно, гора с горой не сходится… Ну-ка, ну-ка, во что превратился «длинноногий Костя»? — говорил он, крепко пожимая руку Константину Семеновичу. — Великолепно! Вполне зрелый мужчина…

— Я вас оставлю, папа, и пойду там «дирижировать», — сказала Лида.

— Присаживайтесь, Константин Семенович! Курите…

— Я не курю. Вы знаете, я бы с первого взгляда узнал вас, Сергей Иванович, если бы встретил на улице…

Время мало изменило знакомые черты ученого. Густая шевелюра темных вьющихся волос сильно молодила его, и определить возраст Вершинина было трудно.

Незначительная полнота сглаживала морщины и придавала невысокой фигуре академика крепкий, коренастый вид. «Все такой же кряжистый», — подумал Константин Семенович.

— Да и я, пожалуй, не прошел бы мимо вас. А все-таки, как время-то летит — некогда оглянуться, — заметил Сергей Иванович. — Давно ли вы были пылким юношей, а сейчас опытный педагог, с солидным стажем… Ну, рассказывайте о себе. Женаты?

— Да.

— Дети есть?

— Дочь.

— Жизнью довольны?

— Вполне.

— А палочка?

— Ничего… Могло быть хуже.

— Это верно. Ну, а относительно работы я не спрашиваю. Лидуся мне много рассказывала про вас. Мы ведь с ней друзья, я в курсе всех школьных дел. По природе она довольно вялая, холодная, но сейчас я ее не узнаю. Вы их расшевелили…

Константину Семеновичу невольно пришлось выслушать еще много приятных слов о себе, но он выбрал удобный момент и перевел разговор на тему о воспитании в семье. Этот жгучий, волнующий вопрос всегда вызывал оживленные беседы. На фронте, в госпитале, даже в трамвае и в очереди люди охотно говорили о воспитании молодого поколения. Большинство людей находили воспитание детей делом знакомым, простым и легким. И чем меньше были они подготовлены теоретически и практически, тем уверенней судили о воспитании. Каких только мнений, рецептов, советов не приходилось выслушивать Константину Семеновичу!

— Относительно Лиды я нисколько не заблуждаюсь, — говорил Сергей Иванович. — Я понимаю опасность. Я постоянно ей напоминаю, что она должна готовиться к трудностям. Постоянно напоминаю, что академик я, а не она, и все эти возможности… — он показал на стены кабинета, сплошь уставленные книжными шкафами, — даром не даются.

— И она это понимает?

— Да как вам сказать… Думаю, что понимает. Конечно, слова — это малоубедительная вещь. Обстоятельства действуют на сознание с другой силой. Но я не только говорил. Я и действовал. Я, например, систематически и подчас жестоко уклоняюсь от всяких ее дел с подругами, школой. Никогда не беру ее под защиту… Она твердо знает, что я не заступлюсь за нее и предоставлю самой разбираться в создавшихся трудностях. По-моему, это тоже развивает самостоятельность. Как вам кажется?

— Не возражаю. Вмешиваться в жизнь детей, без особой необходимости, не следует.