Семнадцатый самозванец

«Всякий человек, как говорится в Евангелии, есть ложь. Однако же убийца, по Евангелию же, есть сатана, ибо не стоит во истине и истины нет в нем. Так и ты — человек, а не божий, так как поручал к убийству, прельщая очи убийцы мздой воровскою. Зачем же ты при свете ищешь тьму? И зачем теперь пишешь лукавые письма и в письмах этих ищешь сучок, а не чувствуешь бревна в глазах своих? Лечишь здорового, а сам слеп, учить правым путем ходить, а сам идешь кривой дорогой, как слепец без поводыря… А теперь обидчик, обидь еще, лжец и убийца убивай еще; клеветник, клевещи еще; будет час и не минет месть тебя».

Обо всем случившемся Выговской немедля донес гетману, накануне вернувшемуся в Чигирин из похода на волохов.

Гетман готовился к празднику: он женил своего старшего сына Тимофея на дочери волошского господаря и со дня на день ждал послов, которые ехали с просьбой об этом.

13 октября сватовство началось и Тимоша вместе с Выговским и ещё двумя десятками самых близких гетману людей был приглашен Хмельницким к столу. Московского посла гетман к столу не позвал и видеться с ним не захотел, отговорившись тем, что занят де подготовкой к свадьбе сына. Однако Ивану Выговскому сказал истину — пусть знает, что своевольства гетман ни от кого не потерпит, пусть это будет хотя бы и сам царь, а не просто царский посол.

Сватовство успешно завершилось и волошские послы уехали обратно, когда в Чигирин приехал из Мунтянской земли старец Арсений. Он ехал в Москву и вез с собою, среди прочих бумаг, грамоту к гетману. Была та грамота писана на александрийской бумаге, с вислою печатью красного воска, с собственноручною подписью святейшего. И в той грамоте потонку говорилось и о тимошином воровском странстве.

Арсений хотел вручить патриаршую грамоту в собственные руки гетмана, но Иван Выговской сказал, что мимо него ни один посол к Хмельницкому не ходит и прежде он, генеральный писарь, должен сию грамоту прочесть.

Арсений стоял на своем, но затем ему сказали, что гетман уехал на хутор Суботов и скоро обратно не будет.

Тогда, покорно вздохнув, он отдал грамоту Выговскому и стал ждать.

Гетман приехал неожиданно скоро.

9 ноября он пришел к старцу. Арсений заметил, что Хмельницкий раздражен и зол.

Не слушая старца, небрежно отодвинув патриаршую грамоту в сторону, гетман сказал:

— Царь не хочет воевать за Украину. Он говорит, что не может порушить клятву, данную полякам. Но ведь папа разрешает католикам нарушать договоры и клятвы, заключенные ими с магометанцами и православными, а царь, если бы хотел, мог бы получить разрешение от четырех вселенских патриархов не соблюдать клятв, данных католикам. Однако царь этого не делает, а патриархи, — Хмельницкий с брезгливой миной на лице повел рукой в сторону грамоты, — делают не то, что бы им следовало.

«Ох и горд ты, пан гетман, — подумал старец Арсений, — а давно ли слезы умиления видел я в твоих глазах, когда встречал тебя у Святой Софии кир Паисий».

И с тем гетман пошел из покоев старца. У порога Хмельницкий приостановился и добавил:

— А что патриарх писал с тобою о Шуйском, чтоб отослать его к царю, то у нас такого не повелось, хотя б он и самого короля забил. Из Сечи выдачи нет.

Однако ещё через два дня Иван Выговской позвал старца к себе и сказал ему:

— Отче, вот грамота моя к пресветлому государю Алексею Михайловичу. Подписана сия грамота паном гетманом и в ней государю ведомо учиняется, что пан гетман ради любви к государю и ради союза и мира меж нашими странами повелел того человека, что называет себя Шуйским, из своей земли выслать и нигде тому человеку в казачьих городах не жить.

Старец поклонился, вздохнул смиренно, но за талую малую малость даже спасибо не сказав, вышел вон.

А в обед призвал Арсений к своему столу подписка, синеглазого хлопчика, что писал путевые, отпускные, опасные да проезжие грамоты, и спросил:

— А куды это поехал ныне приятель мой, Шуйский князь? Столь поспешал, что и проститься со мною забыл. И хлопчик в простоте душевной ответил:

— Писал я ему, святый отче, и человеку его проезжие листы через волошскую землю до венгер, к трансильванскому князю Юрию Ракоци.

Глава двадцатая. Александр Костка

Анкудинов и Конюхов ехали к семиградскому князю Юрию Ракоци с тайным повелением гетмана — склонить венгров к военному союзу против Польши. Выполнив это поручение, они должны были с такой же целью проехать в Швецию и заключить антилольский союз с королевой Христиной Ваза — кузиной Яна Казимира.

Юрий Ракоци — молодой человек, полный воинственных устремлений и боевого пылаг-восторженно отнесся к предложению гетмана. Он принял послов с таким радушием и гостеприимством, какого ни Тимоша, ни Костя ещё нигде не встречали.

Князь Ракоци проникся особым доверием к посланцам Хмельницкого и обсуждал с Тимофеем не только дипломатические вопросы, но и предполагаемый ход будущих военных действий.