Сень

— То, что он не прислушивается к мнению клинических идиотов — это вообще замечательно. Он, как может, с такими идиотами борется, и лично мне очень жаль, что в ЦК — я имею ввиду всесоюзный — этих идиотов кто-то поддерживает. Я вообще думаю, что партия должна заниматься идеологией и не мешать тем, кто развивает экономику.

— И вы считаете, что сейчас экономика в Белоруссии развивается достаточно успешно?

— Пономаренко и, сейчас, Гусаров за шесть лет полностью восстановили в республике промышленность и сельское хозяйство. А Николай Иванович основной упор теперь делает на улучшение жизни населения, причем — обратите внимание — не требуя огромных дотаций республике из центра. Сам помогает центру… в смысле, республика под его руководством помогает. Его бы еще на должность республиканского предсовмина назначить, не освобождая от руководства партией, конечно…

— Хорошо, спасибо, я понял вашу точку зрения. Когда встречаемся в следующий раз?

— Как всегда, через неделю.

— И… последний вопрос: а долго мы еще будете за мной наблюдать?

— Не очень. Полный курс восстановления в вашем возрасте занимает семь лет, а год уже прошел.

— Ясно… а мой возраст — он со скольки начинается?

— Примерно с тридцати. Еще вопросы есть?

— Пока нет. До свидания… через неделю.

Николай Иванович действительно за дотациями в Москву практически не обращался. Правда он, как и Пантелеймон Кондратьевич, за помощью периодически обращался в Ковров — и в конце апреля в республике заработало два «металлургических комбината». Маленьких, но именно комбината: они не просто металл плавили, а выдавали разнообразную металлическую продукцию. Те же трубы водопроводные, арматуру для бетона. А так же стальные профили и листовой металл для остальной промышленности. Немного: оба комбината вместе продукции выдавали даже чуть меньше миллиона тонн в год, но они и работали в основном на металлоломе, избытка которого пока не наблюдалось. А еще — немножко — работали на железной руде, поставляемой в республику из шахты, выстроенной в прошлом году в деревне Черняково в Курской области. Шахту выстроили как раз белорусские рабочие, по договоренности с Курским обкомом, а по договоренности в другими обкомами от деревни была проброшена узкоколейка в полтораста километров длиной до Шостки, откуда добытая руда уже по обычной железной дороге шла в Гомель.

Причем очень дешево шла — если только транспортные расходы считать. На шахте добытую руду ссыпали в специальные стальные ящики, которые на отдельном перегрузочном пункте на станции Шостка просто переставляли на платформы широкой колеи. А в Гомеле из руды делали железо с помощью генераторного газа, получаемого «из местных ресурсов». Которых стало достаточно еще при Пантелеймоне Кондратьевиче: хотя далеко не все леса в республике были зачищены от «наследия войны», достаточно многие уже стали совершенно безопасными для собирания дров даже в промышленных масштабах. А доставлять хворост до «мест потребления» тоже было нетрудно благодаря продукции Мозырьского механического завода, выпускающего трехколесные «грузовые мотоциклы», разработанные еще в Коврове и работающие «на дровах».

Так что дров в республике стало много, а еще белорусы про торф не забывали. И не только про торф: Николай Иванович лично поддержал (в том числе и солидной копеечкой) инженера с типично русской фамилией Иванов и с нетипичным именем Самуил Аркадьевич. Который, несмотря на имя и фамилию, был вообще-то урожденным бурятом, имя с фамилией получившим в детдоме — и этот инженер, насмотревшись на некоторые владимирские колхозы и внимательно изучив «зарубежный опыт», предложил в республике наладить массовое производство «природного газа» из картофельной ботвы, навоза и прочих отходов сельского хозяйства. Первый выстроенный Ивановым «газовый завод» возле Минска уже давал в сутки по тридцать тысяч кубометров газа в сутки, а на строящейся второй очереди предполагалось этого газа получать уже больше ста тысяч кубов. Немного в масштабе республики — но полученные результаты радовали, в особенности с учетом необходимых на это производство затрат. Так радовали, что по планам, предложенным Гусаровым, к концу пятьдесят второго года производство метана в республике должно было уже превысить миллион кубов в сутки…

Собственно, именно «газовые планы» Гусарова позволили ему остаться на посту в прошлом году: поток жалоб на него «с мест» зашкаливал, но Иосиф Виссарионович предпочитал судить о людях по делам. Ну а когда этот поток стал его уже просто раздражать, он и спросил у Тани, не является ли это раздражение каким-то «побочным результатом» ее лечения. И ответом был полностью удовлетворен.

Но некоторые «рекомендации» Татьяны Васильевны некоторых товарищей приводили буквально в состояние бешенства. И они в этом состоянии высказывали свои претензии не кому-нибудь, а самому товарищу Берии. Правда, эти товарищи, как правило, просто не знали, на кого именно они жалуются — но Лаврентий Павлович-то знал!