Сен-Map, или Заговор во времена Людовика XIII

— Предупреждены! — сказал первый путник. — Спускайтесь вниз; если останетесь живы, ступайте по дороге. Влево от Гава лежит Санта-Мария; вы свернете вправо, потом пересечете Олорон и попадете на дорогу в По, там вы спасены. Ну же, скорее.

С этими словами он толкнул товарища и, даже не соблаговолив взглянуть на него, двинулся дальше, не вверх или вниз, а прямо по склону горы, с ловкостью дикой кошки цепляясь за камни, за ветки и даже за стебли растений; вскоре он очутился на твердой почве перед дощатой хижиной, сквозь щели которой виднелся свет. Путник обошел ее, как обходит овчарню голодный волк, и, прильнув к одной из щелей, увидел нечто такое, после чего решительно толкнул кулаком шаткую дверь, не запертую даже на дрянную щеколду; вся хижина содрогнулась от этого удара; войдя в нее, ой увидел, что она разделена надвое перегородкой. Толстая свеча желтого воска освещала первую комнату; в углу ее, на мокром дощатом иолу, под которым текли ручейки талого снега, сидела девушка, бледная й страшно худая. Ее черные спутанные и запыленные волосы были очень длинный в беспорядке падали на платье из грубой коричневой шерсти; красный капюшон — обычный убор девушек в Пиренеях, покрывал ее голову и плечи; опустив глаза, она пряла на прялке, привязанной к поясу. Появление незнакомца не смутило ее.

— Эй, la moza[38] встань и дай мне напиться; я устал и умираю от жажды.

Девушка ничего не ответила и, не поднимая взора, продолжала прилежно работать.

— Ты что, оглохла? — проговорил вошедший, пихнув ее ногой. — Ступай скажи хозяину — я видел его в соседней комнате, — что к нему пришел друг, но прежде дай напиться. Я здесь переночую.

Она ответила хриплым голосом, не отрываясь от прялки:

— Я пью снег, что тает на скалах, или зеленую пену, всплывающую на поверхность болота; но в награду за хорошую пряжу мне дают родниковой воды. Когда я сплю, холодная ящерица бегает по моему лицу, но если я хорошенько вымою мула, мне бросают охапку сена; сено теплое; сено хорошее и теплое; я укрываю им свои мраморные ноги.

— Что ты там мелешь? — спросил Жак. — Я не о тебе толкую.

Но она продолжала:

— Они заставляют меня держать человека, когда его убивают. Сколько крови было на моих руках! Да простит им бог, если это возможно. Они заставили меня держать его голову и лохань с красной водой! О, небо, и это меня, невесту Христову! Тела убитых бросают в снежную бездну, но грифы находят трупы и устилают гнезда волосами мертвецов. Сейчас ты полон жизни, но я увижу тебя окровавленным, бледным и бездыханным.

Контрабандист пожал плечами, засвистел и толкнул вторую дверь; он увидел за нею человека, которого успел разглядеть в щель лачуги; на нем был синий, сдвинутый на ухо берет басков и широкий плащ; он сидел на вьючном седле, нагнувшись над раскаленной чугунной жаровней, курил сигару и потягивал вино из лежавшего рядом бурдюка. Отблеск горящих углей озарял его жирное желтое лицо и каморку, где вокруг жаровни были разложены вместо стульев седла мулов. Он поднял голову, но не двинулся с места.

— А-а, это ты, Жак! — сказал он. — Пожаловал, наконец! Я сразу узнал тебя, хоть мы и не видались целых четыре года, ты нисколько не изменился, у тебя все та же мерзкая образина, бездельник. Присаживайся, и выпьем по глоточку.

— Да, я опять пришел; но ты-то откуда взялся? Я думал, ты стал судьей, Умэн!

— А я думал, что ты теперь испанский офицер, Жак!

— Да, правда, я и был офицером, а затем пленником; но довольно ловко выпутался из беды и вернулся к прежним занятиям, к свободной профессии, к доброй старой контрабанде.

— Viva, viva, jaleo,[39] — воскликнул Умэн. — Ведь храбрецы вроде нас — мастера на все руки. Но как же… ты, значит, проходил по другой дороге? Я ни разу не встречал тебя с тех пор, как вновь занялся своим ремеслом.

— Да, да, я проходил там, где тебе никогда не пройти, поверь мне! — сказал Жак.

— А какой товар ты переправляешь?

— Невиданный; мои мулы подоспеют завтра.

— Шелковые пояса, сигареты или шерсть?

— Ты узнаешь это в свое время, amigo, — дай-ка мне мехи, пить хочется.

— На пей, это настоящее валдепенья! Мы, браконьеры, счастливые люди. Эх, jaleo, jaleo. Пей же, друзья скоро придут.

— Какие друзья? — спросил Жак, выпуская бурдюк.

— Не беспокойся, пей себе; я все тебе расскажу, а потом мы споем андалузскую тирану.

Гость поднял бурдюк и сделал вид, будто преспокойно пьет вино.

— Кто эта длинная чертовка, там, при входе? — спросил он. — Она чуть жива.

— Нет, нет, только помешана; пей же, я все тебе расскажу.

Умэн вынул из-за красного пояса длинный кинжал, зазубренный с обеих сторон на манер пилы,' и принялся мешать им затухающие угли.

— Да будет тебе известно прежде всего, — сказал он серьезно, — что там (он показал в сторону Франции) старый волк Ришелье всех их скрутил,

— Неужели?! — спросил Жак.