Сен-Мар, или Заговор во времена Людовика XIII

— Не спеши, гори медленно! — воскликнул он. — Ты зажжешь пожар, который не потушить всем волнам океана; твое пламя скоро озарит половину мира и охватит, быть может, престолы королей. Гори медленно, драгоценный огонек, раздувать тебя будут грозные ветры — любовь и ненависть. Повремени, твоя вспышка найдет отклик повсюду — и в хижине бедняка, и в королевском дворце. Гори, гори, слабый огонек, ты — мой скипетр и моя молния.

Де Ту по-прежнему держал маленькое распятие из слоновой кости и тихо говорил:

— Господи, прости мне кровь, готовую пролиться; мы сражаемся против злодея и нечестивца! — И, повысив голос, он добавил: — Друг мой, правое дело победит, оно одно восторжествует. Бог не допустил, чтобы роковой договор вернулся к нам: свидетельство нашего преступления, по всей вероятности, уничтожено; мы будем сражаться без чужеземцев, а быть может, и вовсе не будем сражаться; господь бог наставит короля на путь истинный.

— Час настал, час настал! — воскликнул Сен-Мар, не спуская глаз с часов, и в голосе его прозвучало подобие жестокой радости. — Еще несколько минут, и кардиналисты будут раздавлены; мы двинемся на Нарбонн, он там… Дайте пистолет.

При этих словах Сен-Мар порывисто открыл палатку и взялся за фитиль пистолета.

— Гонец из Парижа! Королевский гонец! — крикнул чей-то голос.

И человек, весь в поту и грязи, соскочил, тяжело дыша, с лошади, вошел в палатку и вручил Сен-Мару небольшой конверт.

— От королевы, монсеньер, — сказал он.

Сен-Мар побледнел.

Маркизу де Сен-Мару, — прочел он.

Я пишу вам, чтобы просить, умолять вас возвратить к ее обязанностям нашу возлюбленную приемную дочь и наперсницу, принцессу Марию Гонзаго, которая только по причине вашей привязанности к ней отказывается от польского престола, ей предложенного. Я постаралась вызнать, что у нее на душе, и имею основание полагать, что она примет корону с меньшим усилием и меньшей печалью, чем вы, быть может, полагаете.

Ради нее вы затеяли войну, которая предаст огню и мечу прекрасную и дорогую моему сердцу Францию; умоляю, заклинаю вас поступить, как подобает дворянину, и великодушно освободить герцогиню Мантуанскую от клятв, которые она, быть может, дала вам. Верните покой ее душе и мир нашему любезному отечеству.

Королева, готовая, если нужно, пасть к вашим ногам,

Анна.

Сен-Мар спокойно отложил пистолет, хотя в первую минуту и хотел направить его на себя. И все же он положил его на стол, поспешно схватил карандаш и написал ответ на обороте того же письма:

Государыня,

Мария Гонзаго, будучи моей женой, может стать польской королевой только после моей смерти, — я умираю.

Сен-Мар.

И, словно не желая дать себе ни минуты на размышление, он с силой вложил письмо в руки гонца.

— Скачи, скачи обратно! — яростно проговорил он. — Если задержишься хоть на минуту, я убью тебя!

Убедившись, что гонец уехал, он вернулся в палатку.

Здесь, наедине с другом, он несколько мгновений стоял неподвижно, без кровинки в лице, как безумный вперив глаза в землю. Затем он почувствовал, что шатается.

— Де Ту! — крикнул он.

— Что вам надобно, друг, дорогой друг мой? Я здесь, подле вас. Вы поступили благородно, очень благородно, возвышенно!

— Де Ту, — проговорил он глухо и упал, как падает вырванное с корнями дерево.

Облик бурь меняется в зависимости от широт, где они свирепствуют; буря, охватившая огромные пространства на Севере, собирается, говорят, в небольшую тучу на знойном юге, тучу тем более грозную, что небосклон остается безоблачно-ясным и в разъяренных волнах, окрашенных кровью жертв стихии, еще отражается небесная лазурь. То же и с великими страстями: они меняются в зависимости от наших характеров, принимая иногда странное обличье; но сколь ужасны бывают они в сердцах людей сильных, сохранивших всю свою мощь под покровом, наброшенным на них обществом! Когда молодость и отчаяние объединяются, трудно сказать, какому неистовству они предадутся или что повлечет за собой их внезапное смирение; неизвестно, взорвет ли вулкан гору, или огонь его сразу заглохнет в ее недрах.