Сен-Мар, или Заговор во времена Людовика XIII

— Я не думаю, государыня, чтобы король был так болен, как вам, вероятно, говорили; господь еще долго сохранит нам жизнь его величества, я надеюсь, я даже уверен в этом. Он страдает, это правда, он очень страдает, но больна прежде всего его душа: она поражена недугом неисцелимым, которого не пожелаешь своему злейшему врагу, и весь мир оплакал бы участь короля, если бы знал об этом. Однако конец горестям, иначе говоря, жизнь, еще не скоро будет ему дарован. Терзается он только духовно, сердце его объято великим смятением; он хочет и не может сделать решительный шаг; долгие годы зрели в нем семена справедливой ненависти к одному человеку, с которым он связан, мнится ему, долгом благодарности, и эта внутренняя борьба между добротой и гневом снедает его. Каждый год преумножает, с одной стороны, заслуги этого человека, а с другой — его преступления. Порой чашу весов перевешивают преступления; король замечает это и негодует, он хочет покарать, но вдруг останавливается и заранее льет слезы. Если бы вы видели его в такую минуту, государыня, он возбудил бы вашу жалость. Не раз брался он при мне за перо, чтобы отдать приказ об изгнании этого человека, поспешно обмакивал перо в чернила — и что же? — писал ему поздравительное письмо. Поступив таким образом, он гордится своим христианским милосердием, проклинает себя как верховного судью, презирает себя как монарха; он ищет прибежище в молитве и погружается в размышления о будущей жизни, но вдруг в ужасе вскакивает, потому что видит адский огонь, уготованный этому человеку, и знает лучше, чем кто-либо, тайну его проклятия. Надо слышать тогда, как он обвиняет себя в преступной слабости, восклицая, что сам будет наказан за то, что не сумел покарать! Можно подумать порой, будто какие-то призраки велят ему нанести удар ибо рука его поднимается даже во сне. Словом, государыня, в душе короля бушует гроза, но она сжигает лишь его самого. Ни одна вспышка не вырывается наружу.

— Так пусть же грозе помогут разразиться? — воскликнул герцог Буйонский.

— Тот, кто это сделает, может погибнуть, — заметил Гастон Орлеанский.

— Как прекрасно было бы такое самоотвержение! — сказала королева.

— Как бы я восхищалась им! — вполголоса молвила Мария.

— Я сделаю это, — сказал Сен-Мар.

— Мы сделаем это, — шепнул ему де Ту.

Между тем юный Бово приблизился к герцогу Буйонскому.

— Вы забываете о последствиях, сударь, — проговорил он.

— Нет, черт возьми, я помню о них! — ответил тот, понизив голос, и, обратившись к королеве, добавил: — Примите предложение господина обер-шталмейстера, государыня, ему легче, чем нам с вами, склонить короля к решительным действиям; но будьте готовы ко всему; кардинал хитёр, он не дремлет. Я не верю его болезни, не верю его молчанию и бездействию, хотя он уже два года не подает признаков жизни; я не поверю даже его смерти, пока не брошу его голову в море, как была брошена голова великана у Ариосто. Будьте готовы ко всему, и ни минуты промедления. Я сообщил свои планы его высочеству, а теперь вкратце изложу их вам: я предлагаю вам Седан, государыня, он послужит убежищем для вас и для принцев, ваших сыновей. Итальянская армия в моих руках; я призову ее, если понадобится. Половина перпиньянского лагеря состоит из приверженцев господина обер-шталмейстера; все старые гугеноты, находящиеся в Ларошели и на юге Франции, готовы по первому знаку прийти к нему на помощь; уже год, как все налажено благодаря моим стараниям и в предвидении грядущих событий.

— Я без колебаний вручу вам свою судьбу, чтобы спасти детей моих, если с королем случится несчастье. Но в этом обширном плане вы забываете о Париже.

— Париж целиком наш, государыня; простым народом мы владеем через архиепископа, который даже не подозревает этого, и через всеобщего любимца, господина де Бофора; войска примкнут к вашей гвардии и к гвардии его высочества, а он, если пожелает, возьмет на себя верховное командование.

— Я?! Но немыслимо! У меня слишком мало солдат, да и убежище мне требуется понадежнее Седана, — заявил Гастон.

— Королева, однако, довольствуется Седаном, — заметил герцог Буйонский.

— Пусть так, но ведь моя сестра не подвергается такой опасности, как поднявший меч мужчина. Понимаете ли вы, что наша затея весьма рискованна?

— Как! Даже имея на своей стороне короля? — спросила Анна Австрийская.

— Да, государыня, да; ведь неизвестно, сколько времени все это продлится; необходимо принять меры предосторожности, и я ничего не намерен делать до заключения договора с Испанией.

— В таком случае, не делайте ничего, — проговорила королева, краснея, — ибо я, разумеется, и слышать не хочу о договоре.

— Это самый разумный выход, государыня, его высочество прав,— сказал герцог Буйонский.— Граф-герцог де Сан-Лукар предлагает нам семнадцать тысяч хорошо обученных солдат и пятьсот тысяч экю наличными.

— Как?! — удивленно воскликнула королева.— Вы посмели сделать такой шаг без моего ведома! Соглашение с иностранной державой?!