Читаем Сен-Симон полностью

20 апреля 1832 года вышел последний номер «Земли», где «отец» в напыщенных выражениях сообщал, что он вместе с избранными сорока учениками удаляется в уединение, дабы подготовиться к своей мировой миссии. «Я, отец новой семьи, — говорилось в этом прощальном манифесте, — прежде чем повелеть замолкнуть голосу, который ежедневно объяснял миру, кто мы такие, хочу, чтобы он сказал, кто я. Бог поручил мне призвать пролетария и женщину к новой жизни, привлечь в святую человеческую семью всех тех, кто до сих пор были из нее исключены, осуществить всемирную ассоциацию, которую с самого возникновения мира призывают крики о свободе, раздающиеся из уст всех рабов, женщин и пролетариев». После этого Анфантен в сопровождении избранных водворился в особняке в Менильмонтане.

Распад сен-симонистской церкви

Удаление в Менильмонтанский монастырь ничего не исправило и никого не скрепило: с тех пор как сенсимонизм окончательно выродился в замкнутую секту, разложение его пошло чрезвычайно быстро, и никакие декреты нового «папы» не могли приостановить его.

Менильмонтанский особняк — большой дом с садом и надворными постройками. С внешним миром Анфайтен почти не общается. Даже женатым ученикам, избранным учителем, запрещается поддерживать отношения с женами. «Отец» замкнулся в своей келье и появляется среди учеников только во время завтраков, обедов и ужинов. Но в чем же заключаются приготовления к предстоящему подвигу? Чтобы привыкнуть к физическому труду, метут дорожки сада и собственноручно исполняют все домашние работы. Чтобы получить представление о промышленных процессах, слушают лекции «братьев»-инженеров. Чтобы закалить тело, занимаются гимнастическими упражнениями и совершают прогулки. А чтобы закалить дух, беседуют по вечерам с «отцом».

А в Париже опять неспокойно: зашевелились тайные республиканские общества. Со времени июльской революции в них массами проникли рабочие и совершенно изменили их дух и направление. Ничего хорошего рабочие не ждут ни от нового «короля французов», Луи Филиппа, ни от ставшей у власти либеральной буржуазии. Нужна новая революция, нужна республика, нужны реформы, обеспечивающие пролетарию хлеб и работу. Тщетно Каррель и другие вожаки взывают к осторожности и советуют отложить восстание до более благоприятного момента. Их не слушают. 5 и 6 мая Париж опоясывается баррикадами, и в Сент-Антуанском предместье снова грохочут ружейные залпы.

Сен-симонисты слушают звуки выстрелов — и усердно метут дорожки. Как водится в таких случаях, в восставшие кварталы отправлен очередной проповедник, брат Хорт, который должен доказать рабочим-революционерам, орлеанистам, либералам, бонапартистам и всем прочим заблуждающимся людям, что не стоит ссориться из-за такой ерунды, как форма правления. Мирное и постепенное достижение сен-симонистского строя — вот единственная цель, о которой стоит думать. В таком же духе составлены и те две с половиной тысячи прокламаций, которые парижским «верующим» предписано расклеить на улицах столицы. Этим и ограничиваются отклики секты на политические события. Она не может думать о них слишком много: в «церкви» нелады, кресло великой жрицы, которая должна стать супругой «отца», до сих пор не занято, к подвигу только что приступили. Время ли сейчас уделять внимание каким-то баррикадам? Да и «отцу» совсем не до этого. У него более важные заботы: во-первых, он должен привезти в Менильмонтан своего единородного сына, усыновляемого «церковью», во-вторых, ему предстоит оповестить «верующих» о перемене сен-симонистской формы, отныне обязательной для всей его паствы.

6 июня. Восстание еще не подавлено. То там, то сям еще громыхают выстрелы, и все население столицы, от министров до обывателей, ломает голову над нерешенным вопросом: кто кого? А сен-симонисты метут дорожки, делают гимнастику и спокойно дожидаются возвращения «отца». Вот, наконец, и он, — бодрый, жизнерадостный, со спокойным челом, на котором кровавые зрелища не провели ни единой морщинки. Он представляет присутствующим своего сына, и сообщает потрясающее известие: под голубым фраком сен-симонисты должны отныне носить белый жилет, застегивающийся не спереди, а сзади. Без помощи другого человека застегнуть его нельзя. Это новшество введено для того, чтобы всегда напоминать сен-симонистам о необходимости сотрудничества. День заканчивается собеседованием и торжественным шествием по саду.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное