Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 1. Маска из ниоткуда

Ответом ему был стон. Выпустив руку девушки, Готлиб нащупал под плащом ночную рубашку. Наверняка Даная покинула постель, повинуясь внезапному порыву. Левой рукой он провел по маленькой груди, исторгнув новый стон. И внезапно сорвал с девушки плащ и бросил на землю. В самом деле, на Данае была только просторная ночная рубашка из вышитого льна. Девушка попыталась бежать, он удержал ее. Насколько позволяла видеть темнота, она пристально смотрела на него своими черными глазами, но он не смог различить в них ни страха, ни другого чувства.

— Может, хотите что-нибудь на память? — спросил он, удерживая запястье княгининой племянницы одной рукой и задирая подол ее рубашки другой.

Собственные слова что-то смутно ему напомнили. Не произносил ли он их уже?..

— Не так… — задыхалась она. — Нет…

Даная билась, словно рыба в сети, когда он попытался снять рубашку через голову девушки, не выпуская ее запястье.

Наконец рубашка скользнула по девичьему плечу и повисла сбоку, словно тряпка, удерживаясь только проймой.

Теперь Даная осталась совершенно нагой.

Готлиб властно притянул свою добычу к себе и склонился к лицу девушки. Втянул в себя ее дыхание. Она ела на десерт что-то из розовых лепестков.

— Нет… — прохрипела Даная, но слишком поздно, потому что он заставил ее умолкнуть, прижавшись губами к ее губам.

При этом завел ей за спину руку с болтавшейся на ней ночной рубашкой и прижал девушку к стене. А свободной рукой стал ласкать тело, которое она больше не могла защищать. Долго гладил грудь, несмотря на ее неловкие попытки помешать ему. Вскоре силы покинули жертву. Он долго ласкал ее живот, потом его пальцы спустились ниже, к самой промежности, где он ожидал найти заветное рунцо. Но в этой стране женщины удаляли волосы с тела. Так что он беспрепятственно достиг цели, и его рука стала откровенно нескромной.

Он уловил на ее устах совсем иное дыхание и откинул ее торс назад. Даная выгнулась, устремив груди в небо.

Заметив, что она девственница, он воспламенился.

У него была свободна только одна рука. Как бы там ни было, приноровиться можно. Ему удалось расстегнуть верх своих штанов.

Девушка извивалась, как змея, быть может, от страха, может, от желания. Его член зажало меж ними. Она схватила его рукой, видимо желая отвести.

Но в самом ли деле она хотела этого?

Когда Готлиб попробовал войти в нее, рот девушки приоткрылся.

Нет, она не отстраняла его член, понял он с удивлением, а лишь направляла.

После первого толчка у нее вырвался вскрик. Готлиб заглушил его своими губами. Свободная рука Данаи скользнула к нему под рубашку. Теперь и она ласкала его. Но при этом была в слезах.

Готлиб сделал вид, будто выходит из нее, вернулся… и так далее.

Даная задергала плененной рукой, чтобы избавиться от своей рубахи. Он позволил ей это, и она ухватилась за его плечо, чтобы опереться обо что-нибудь.

Прошло совсем немного времени, и сильнейшая судорога сотрясла все ее тело. Она закричала — прямо в рот своему насильнику. Однако он еще не достиг своего.

Он продолжал трудиться над ней и не хотел, чтобы это когда-нибудь кончилось.

Даная закричала во второй раз. Готлиб опять заткнул ей рот поцелуем. И наконец излил семя. Она прижалась к нему с силой, которой он в ней и не подозревал.

По лбу Готлиба струился пот.

Он вышел из нее, оглядел долгим взглядом, провел пальцами по ее губам. И вдруг вспомнил, к кому были обращены слова «хотите что-нибудь на память?» — к служанке, пытавшейся отравить его в Париже. Он застегнул штаны и ушел в свою комнату. Не обернувшись. Нет, он не должен оборачиваться.

Запер застекленную дверь на засов и рухнул на кровать.

Последней его мыслью было, что он вел себя как дикий зверь.

21. ОПАСНЫЙ ПРЫЖОК

Граф Банати, человек лет под пятьдесят, с любезным лицом, сидел за письменным столом спиной к окну, положив перед собой распечатанную записку от княгини Полиболос. Он смотрел на графа Готлиба фон Ренненкампфа так, что тому стало слегка не по себе.

Что же написала княгиня этому Банати?

— Какие у вас связи с Высокой Портой, граф? — спросил наконец Банати по-французски.

— Никаких.

— И тем не менее вы собираетесь ей служить.

— А разве не этого от меня ждут? — спросил Готлиб, чуя ловушку.

Банати промолчал и сощурился, играя ножом для разрезания бумаг. Молчание явно предвещало некое важное заявление.

— Неужели вас не удивило, что христианка, чья страна порабощена турками, побуждала вас способствовать усилению их могущества?

— Удивило, — ответил Готлиб, вспомнив вопрос, который сам задал по этому поводу княгине во время их последнего ужина в Констанце. — Я даже спрашивал ее об этом. Она ответила, что османы высоко ценят опыт греков.

Банати кивнул.

— Но верите ли вы, что греки столь же высоко ценят свою неволю?

— Объяснитесь, граф, — сказал Готлиб, все больше раздражаясь при мысли, что опять дал себя провести. — Вы хотите сказать, что в предложении княгини не было никакого смысла?