Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 2. Власть незримого

Так Сен-Жермен добрался до Петербурга и стал дожидаться датского корабля, который должен был отправиться на континент. В самом деле, для датчан война между Францией и Англией оказалась делом весьма прибыльным: держа нейтралитет, они могли заниматься торговлей пряностями, что с некоторых пор всем прочим было запрещено, а поскольку у них имелись собственные владения на Антильских островах, они не отказывали себе в этом удовольствии. Датские корабли бороздили Балтийское и Северное моря, перевозя перец, гвоздику, мускат и прочие специи, дабы несколько разнообразить пресное питание населения прибрежных государств.

Куда он ехал? Себастьян и сам этого не знал. В Париже министр Шуазель и братья Пари-Дювернье, эти бешеные сторожевые псы, следили за тем, чтобы и близко не подпустить Сен-Жермена к Версалю. В Лондоне из-за провала в Гааге он был обречен скрывать свое имя, как какой-нибудь слуга. Оставались только северные страны, немецкие княжества и Дания. Себастьян вспомнил, что один из членов Общества друзей в Вене признался ему, что король датский Фридрих V мечтает вступить в их ложу.

Ожидание в Санкт-Петербурге стало своего рода чистилищем. Ледяной ветер, дующий, казалось, из самого загробного мира, бушевал над бескрайними площадями и итальянскими дворцами, которые Петр Великий вопреки всем законам природы воздвиг на бывших северных болотах. Преждевременно наступившая суровая зима лишь усилила желание Себастьяна уехать из России куда подальше. Начиная со второго дня своего пребывания в Петербурге граф практически не покидал постоялого двора, где он остановился лишь для того, чтобы справиться о дне прибытия долгожданного корабля. Сен-Жермен все время сидел в комнате, пил чай и читал.

И только шесть дней спустя Себастьян ступил на корабль, который возвращался домой, избавившись от груза стручкового перца. Парусник скользил по свинцовому морю, под низким стальным небом, — это была Балтика. По пути корабль должен был зайти в порты Хельсинки, Стокгольм, Копенгаген. У Себастьяна оказалось время подумать, глядя на чаек, которые скользили над судном, как серые льдинки.

Если существовала в этом мире какая-то высшая тайна, в чем она состояла? Может, ему посоветовали бы вообще не заходить в «Балтийские моря» жизни или, напротив, преодолевать их спокойно и безмятежно? И мог ли вообще какой-либо смертный получить доступ к такой тайне? А он сам? Себастьян проштудировал все учебники алхимии: нигде не было упоминания об иоахимштальской земле. Стало быть, он первый в мире открыл ее. Оставалось найти путь к этой высшей тайне.

Себастьян часто прибегал к законам алхимии. Он достиг уже второй половины жизни и, следовательно, находился под знаком Весов, когда человеку открываются утонченные стороны его грубой от природы сущности и он обретает способность распознавать свои внутренние ритмы.

Быть может, в этом была одна из причин его двойственного отношения к баронессе Вестерхоф. Влечение, которое Себастьян к ней испытывал, распространялось как на его телесный верх, так и на телесный низ. Если бы баронесса уступила ему, он бы не стал брать ее со звериным пылом, какой он проявил однажды вечером в дни своей юности в саду Констанцы с Данаей, матерью своего сына.

Путешествие длилось двенадцать дней и двенадцать ночей; граф посвятил их тому, что сам именовал научным выражением «определение местонахождения». Осведомившись заблаговременно о некоторых интересующих его датах рождения, например императрицы и великого князя Петра, он составил для них двоих гороскопы и нашел предсказания звезд весьма неблагоприятными: обоим оставалось жить несколько месяцев. А это означало, что самому Сен-Жермену судьба дарила лишь несколько спокойных дней.

Себастьян еще сам не установил для себя причин, по которым ему надлежало протянуть руку помощи противникам ненавистного великого князя. Но все его размышления сводились к одному: выбора у него нет. Пан или пропал. Если Себастьян откажется принять участие в назревающем заговоре, то потеряет в России весь свой авторитет. В ином случае, если проявить немного храбрости и понадеяться на толику удачи, у заговора имелись все шансы окончиться победой, а ведь Россия была единственной страной, которая его в действительности поддержала.

Какой же мужчина откажется сражаться в стане победителей?

Себастьян радовался, что отыскал ответ на волнующие его вопросы. Вдруг, увидев, как в октябрьском тумане проступают очертания берега, он внезапно осознал, что оказался привязан к России глубоко и навсегда. «Почему?» — громко вскричал Себастьян. Да потому, что она была единственной страной, которая воплощала само человеческое достоинство. Его достоинство. Самая мрачная нищета и блистательная слава, о которой трубят архангелы. Самая дикая жестокость и неизменная память о высоком человеческом предназначении.

Эта простая мысль потрясла Себастьяна. Помимо жалких людских амбиций на жизненном пути существовали потребности более насущные, чем все остальное, чем голод, жажда, желание. Это потребность человечности.