Сен-Жюст или этюд о счастье Часть первая

Работа над трактатом была завершена весной 1791 года. Сен-Жюст возлагал на него большие надежды – впереди маячила перспектива быть избранным в новое Законодательное собрание, которое с октября этого года должно было заменить Учредительное.

И действительно: опубликованный в начале лета на средства автора (для этого Сен-Жюсту пришлось одолжиться у своего зятя – мужа старшей сестры), «Дух Революции…» имел определенный успех даже в Париже, где был раскуплен в считанные дни. Трактат с его высокопарным лаконичным слогом (в точности в духе Монтескье и Руссо) и весьма умеренным содержанием привлек внимание и некоторых известных депутатов Учредительного собрания. В пределах же Блеранкура юного философа – а книга была подписана с точным указанием местожительства автора – «сочинение Луи Леона Сен-Жюста, выборщика департамента Эна от кантона Блеранкур дистрикта Шони», – были просто готовы носить на руках. Если бы, конечно, он сам этого захотел.

Он не хотел. Притом, как ни странно, эта холодная манера поведения ходячего принципа, держащего всех на расстоянии, только увеличивала его популярность. Враги (семейства Желе и Торенов) лезли из кожи, чтобы доказать лицемерие и лживость юного героя кантона, но сделать ничего не могли, – он был абсолютен. В своей искренности.

А затем последовала предвыборная борьба, и первый этап автор «Духа Революции…» выиграл. Когда во время первичного собрания избирателей Блеранкура, проходившего в церкви св. Петра, Антуан Желе попытался опротестовать кандидатуру «выборщика Сен-Жюста, не могущего быть выборщиком по своему двадцатитрехлетнему возрасту», он вновь, как и полгода назад на ассамблее в Шони, был вторично изгнан из собрания. Взбешенный тем, что прогнали его жители города, где он был мэром, королевский нотариус обратился в директорию дистрикта Шони, а затем и в собрание выборщиков департамента, приложив к своему протесту копию метрического свидетельства, подтверждавшего «несерьезный» возраст кандидата. На этот раз ничего сделать было нельзя – теперь уже и Сен-Жюст «испытал позор изгнания», удаленный из зала ассамблеи в Шони по требованию председателя Собрания. Его мандат был немедленно аннулирован.

…Он чувствовал себя обманутым. И этими вещими снами, и своей уверенностью в своей избранности. Два года борьбы… Это были годы неслыханного напряжения, и Сен-Жюст заколебался, сможет ли он выдержать еще два года борьбы (а именно столько оставалось по конституции до следующих выборов) на уровне политика кантонального масштаба.

Сен-Жюсту казалось, что ему больше нечего было делать в Блеранкуре – старая машина монархии была разрушена, патриотизм повсюду торжествовал. Постепенно рутинная жизнь маленького городка вошла в обычную колею; люди вернулись к прежним занятиям, попрятав в шкафы и сундуки мундиры национальных гвардейцев; муниципалитет постепенно впал «в спячку»; делать после выборов было уже абсолютно нечего, и Сен-Жюст изнывал от тоски, зная, что настоящая революция, совершаемая в Париже (или где-то еще, но только не в Блеранкуре!), проходит мимо него.

Так прошел еще один год…

Антуану все чаще приходил на ум образ Брута, перед которым тоже стоял выбор: отомстить за республику или остаться в стороне. Стать Брутом, оставшимся в стороне, он не хотел.

Сен-Жюст несколько раз ездил в столицу, чтобы понаблюдать происходящее в сердце Франции своими глазами, и совсем уже было подумывал перебраться в Париж, но его останавливало кажущееся затишье и в самом великом городе – революция явно шла на убыль. Он внимательно следил за происходившими там событиями, наблюдая начало работы Законодательного собрания. Деятельность его новых лидеров жирондистов, объявивших революционную войну европейским монархам, за которыми последовало вторжение иноземных захватчиков на территорию Франции и первые неудачи революционных войск, а также двусмысленное поведение собственного монарха – французского, удручало.

Читая доставляемую в Блеранкур почту, а также письма своих парижских адресатов, прежде всего Демулена и Добиньи, о событиях, происходящих в стране, Сен-Жюст постепенно осознал, что конституционно-монархический трактат «Дух Революции…», принесший ему умеренную известность, устарел менее чем за год.

Вот этому самому Вилену Добиньи, своему парижскому адресату, 20 июля 1792 года Антуан Сен-Жюст, сам недавно вернувшийся из столицы, написал странное письмо, выдававшее его внутреннее смятенное, почти болезненное, состояние, которое он продолжал тщательно скрывать за внешней холодностью поведения.