4 августа Мундт зачитал телеграмму Хисса. В тот же день перед Комитетом давал показания Натан Сильвермастер. Он назвал Бентли "невротической лгуньей", но на вопрос "является ли он или был когда-либо коммунистом?" отвечать отказался, сославшись на 5 поправку к Конституции[20]. Отказался он также отвечать на вопрос, знал ли когда-либо Элизабет Бентли и лиц, упомянутых ею в своих показаниях.
5 августа на заседании Комитета по расследованию антиамериканской деятельности появился Элджер Хисс. Президент фонда Карнеги отвечал на вопросы уверенно, с юмором. Нет, он не коммунист, никогда им не был, не связан ни с какими коммунистическими организациями. Чамберса он не знает, имя не слышал до 1947 года, когда о таковом был спрошен в ФБР. По фотографии он Чамберса идентифицировать не может ― похож на кого угодно, хоть на председателя Комитета. Хисс подчеркнул свою преданность идеалам американской демократии и напомнил о своей работе в госдепартаменте, которая не вызывала у его руководства никаких претензий. На вопрос Мундта: "какой мотив мог быть у старшего редактора "Тайм" для его обвинений?" Хисс ответил: "не знаю". Тем не менее, Мундт повторил свою, уже высказанную им ранее, во время показаний Чамберса, критическую оценку внешнеполитического курса США, в формировании которого Хисс принимал участие, и добавил: "я буду утверждать, что эта политика плоха, даже если Вы докажете, что являетесь президентом "Дочерей американской революции"".
Нападки на Хисса и других бывших правительственных служащих обеспокоили демократов и либерально-космополитические круги США. Практически все лица, названные в Комитете по расследованию антиамериканской деятельности, были в той или иной степени причастны к реализации внутренней и внешней политики Рузвельта, полностью поддерживавшейся этими кругами. Что касается самого Хисса, то недавняя восходящая звезда госдепартамента, секретарь конференции по организации ООН, а ныне президент Фонда Карнеги за международный мир был одним из символов этой политики.
После выступления Хисса в Комитете с опровержением высказанных в его адрес обвинений, либеральные газеты, как по команде, бросились на его защиту. Они заверяли в лояльности Хисса своей стране, осуждали Чамберса за "фантастические выдумки", критиковали Комитет за проведение публичных слушаний без предварительной проверки фактов, что нанесло ущерб репутации достойных людей. Газеты требовали от Комитета извинений перед Хиссом. Элеонора Рузвельт в своей газетной колонке писала: "
В Комитете началось смятение. Показания Хисса и Чамберса были, очевидно, взаимно противоречивыми, но как их можно было проверить? Доступ конгрессменам к служебному досье Хисса в госдепартаменте был закрыт по указу Трумэна; всё, что имели члены Комитета ― слова одного человека против другого. Некоторые предложили бросить это дело и "умыть руки", либо передать его в министерство юстиции, чтобы оно выяснило, кого следует привлечь к ответственности за лжесвидетельство. Кто-то даже сказал в панике: "нам конец".
Не все члены Комитета, однако, были настроены так пессимистически. Один из них, молодой конгрессмен от штата Калифорния Ричард Никсон уже встречал имя Хисса как "предполагаемого коммуниста" в отчёте Джона Кронина, с которым он виделся в 1946 году, вскоре после своего избрания в Конгресс. Показания Хисса вызвали у него сомнения. И. о. председателя Комитета Карл Мундт также заметил, что он знаком с деятельностью Хисса и имеет основания считать, что тот организовал в госдепартаменте коммунистическую ячейку, ответственную за провалы политики США в Китае[21].
Никсон внёс предложение, которое стало решающим для последующей тактики Комитета. Он сказал, что хотя практически невозможно установить, был ли Хисс коммунистом, однако можно проверить, были ли Хисс и Чамберс знакомы друг с другом. Его поддержал главный следователь Комитета Стриплинг.