– А вот и мистер Сидней Паркер и один из его друзей идут к нам. Я думаю, что вы еще незнакомы? – спросила она и, не дожидаясь ответа на свой вопрос, ловко повернулась лицом к гостям и спиной к сэру Эдварду, чтобы он не успел поспешно увести барышень с набережной и избежать встречи с джентльменами.
Незнакомец был, несомненно, выше ростом и внешне привлекательнее своего спутника. Однако именно живость манер Сиднея, захватила в этот момент всё внимание Шарлотты. Он издали дружески помахал ей рукой, радуясь неожиданной встрече. Она тоже была счастлива и в душе честно признавалась себе в том, что и вчера и сегодня думает о Сиднее только с обожанием, которого он, наверное, и не заслуживает. Но чем ближе подходили к ним друзья, тем скучнее казался Шарлотте сдержанный и отстраненный спутник Сиднея. И тут Сидней, как обычно, одной фразой нарушил ее хрупкое душевное равновесие:
– Знакомьтесь, мистер Бруденалл! А Реджинальд Каттон, отнюдь не склонный сидеть дома, очень энергичный и всегда бодрый, уехал в Брайтон еще вчера вечером, неотложные дела, знаете ли.
Генри Бруденалл при ближайшем рассмотрении, в общем-то, оказался таким, каким она себе его и представляла: романтичный, угрюмый и немного скучный. Однако она не успела составить о нем первое впечатление, самое точное, по ее мнению, так как была увлечена Сиднеем и пыталась сама произвести хорошее впечатление на джентльменов, даря им свои вежливые взгляды, улыбки и приветствия. Она обратила внимание на скромность и весьма своеобразную манеру держаться, которая отличала мистера Бруденалла, при этом он учтиво со всеми знакомился и соглашался со всеми предложениями Сиднея.
– Как видите, мы используем любую возможность, чтобы насладиться вашим знаменитым морским бризом, – сказал Сидней Паркер, обращаясь с непринужденной вежливостью к сэру Эдварду. – А куда бы вы предложили нам пойти дальше вдоль берега?
Сэр Эдвард указал рукой в сторону крутого утеса, за которым скрывалась уютная бухта.
– Это, несомненно, самый популярный маршрут всех прибывающих в Сэндитон, с этого мыса открывается прекрасная панорама залива, бескрайние просторы океана и всё побережье видно как на ладони.
– То, что нам нужно! Но, насколько я помню, там довольно крутой подъем на утес, не так ли, мисс Хейвуд? – сказал Сидней, улыбаясь и предлагая руку Шарлотте. – Возможно, вы и мисс Бриртон, с нашей теперь уже утроенной помощью легче преодолеете его?
– О! Нет, нет, вы совсем не поняли меня, сэр Сидней, – воскликнул сэр Эдвард, слегка смущенный уловкой Сиднея. – Моим очаровательным спутницам и мне пора идти совсем в другую сторону. «Румянец уже окрасил их ланиты ярко», помните, как сказал бессмертный Каупер? В общем, леди устали.
– Возможно, вы имеете в виду Донне? – с улыбкой предложил Сидней. При этом одна из его подвижных бровей, недоуменно приподнялась. – Но я не уверен, что поэт имел в виду усталость, по-моему, как раз наоборот.
– Именно так, сэр. Они уже «сомненья нет, устали и пылают». Маршрут, который я так любезно рекомендовал Вам, мои спутницы уже не осилят. Мы еще немного пройдемся вдоль берега, и я покажу им пристанище одинокого сердца – свой скромный орнаментированный коттедж у моря. Я думаю, Вам это будет неинтересно.
Здесь Шарлотта неожиданно для себя совершила то, что разозлило сэра Эдварда и явно повеселило сера Сиднея.
– Мистер Паркер, прошу прощенья, – обратилась она к Сиднею, – но, по-моему, одинокий утес для одинокого сердца не лучшее место для знакомства с Сэндитоном.
– А Вам сэр Эдвард, разве не интересно узнать мнение этих лондонских джентльменов, о Вашем изысканном особняке? Уверена, они разбираются в архитектуре так же прекрасно, как Вы. Во всяком случае мистер Паркер обнаружил…
– Мисс Хейвуд слишком превозносит мои познания, – элегантно прервал ее на полуслове Сидней, кланяясь с притворной серьезностью. – Тем не менее, мы, конечно, с удовольствием составим вам компанию.
Это неожиданное согласие принять приглашение, которое он не делал, застало сэра Эдварда врасплох. Тем временем Сидней Паркер и Генри Бруденалл уже направились в сторону его коттеджа, Шарлотта и мисс Бриртон последовали за ними, и ему ничего не оставалось, как с раздосадованным видом плестись сзади.