Сэндмен Слим

Я продолжаю есть и думаю о Черри. По телефону ее голос звучал взволнованно, но я не могу быть в этом полностью уверен. Полагаю, мое новое паучье чутье не работает через телефон. Но если она хочет меня подставить, не было бы разумней предложить время и место встречи немедленно? Так можно ходить кругами до бесконечности, выискивая тайный смысл в каждом слове и паузе разговора. Если меня подставляют, я хочу прийти во всеоружии, чтобы не заглотить очередной паркеровский файербол. В подобной ситуации я обычно обращаюсь к Видоку за советом или защитным заклинанием. Но сегодня не самый подходящий для этого день.

Через минуту я замечаю, что музыка сменилась. Вместо полинезийских барабанов и птичьего щебета звучит нечто более мрачное. Медленные басовые ноты, хриплый саксофон. Почти сразу вступает вокалист.

Сменилась буря тишиной,
Ты машешь палочкой кривой
Над вмерзшей луной в застывший пруд.
Я вижу мертвых ворон на льду,
И лицо мое в слезах,
И коньки на пруду
Выводят имя «Элис».

Я иду к музыкальному автомату, чтобы посмотреть, кто это поет. Том Уэйтс, «Элис».

…Толкни по течению, и я пропаду вдали.
Должно быть, спятил я, коньками имя чертя,
Еще один поворот, и провалюсь я под лед,
Элис…

– Кто поставил эту песню?

Я поворачиваюсь и оглядываю зал. Еще слишком рано, и народу не много. За столами всего человек десять.

– Кто поставил эту песню?

Никто не отвечает. Мое сердце колотится. Я возвращаюсь к бару, внимательно глядя в зал, но совершенно не понимаю, что делать. Хочется начать расшвыривать мебель и людей, но второе за день нападение на гражданских – это будет уже слишком.

– Ты видел кого-нибудь у музыкального автомата? – спрашиваю я Карлоса.

– Прости, дружище. Не видел. Я даже не подозревал, что у нас есть такая песня. Никогда ее раньше не слышал. Обслуживающие автомат люди меняют время от времени мелодии, когда приходят опустошать ящик с монетами.

– Когда придут в следующий раз, попроси ее убрать.

– Как скажешь. На, выпей еще.

Карлос наливает мне в стакан и ставит бутылку рядом. После чего зачем-то вынимает из-под прилавка бейсбольную биту.

– Свалил на х…й, рулачо[84], – слышу я чей-то голос. – Тебя это не касается.

Я оборачиваюсь и вижу у двери одного из тех самых скинхедов с рукой на перевязи. Он решительно идет к стойке бара – высокий, темноглазый и самоуверенный, – но повышенное сердцебиение говорит о том, что ему страшно. Нацист с перевязью не спускает глаз с Карлоса и его биты.

– Блют Фюрер хочет тебя видеть, – говорит он мне с легким кивком.

– Кто блюёт?

– Блют Фюрер, – поясняет Карлос, – «Кровавый вождь» по-немецки. Он главный у этих нацистских уродов.

– Заткнись, мексикашка. Белые люди разговаривают.

Одной рукой я беру скинхеда за горло и крепко его сжимаю. То, что нужно, чтобы снять напряжение! Наконец я его отпускаю, и скинхед падает на пол. Вот тебе и самоуверенный, и высокий.

– Блют Фюрер, – хрипит он.

– В смысле Кровавый Вождь? – переспрашиваю я. – И давно вы, ребята, пристрастились к игре «Подземелья и драконы»? Передай своему кровавому пердуну, что он может поцеловать меня в задницу.

Гиммлер хватается за барный табурет и встает на ноги.

– Я рассказал ему о твоем черном ноже. Теперь он хочет с тобой встретиться.

– Какое мне дело до того, что хочет он?

– Блют Фюрер говорит, что знает его настоящего владельца.

Азазеля? Третьесортный поклонник полковника Клинка[85] знаком с Азазелем?

– Откуда твой босс может это знать?

– Понятия не имею. Он просто сказал, что хочет встретиться с человеком, который обладает властью над этим особым ножом. Он гарантирует тебе свободный вход и выход.

– Спасибо, но я и сам могу найти вход и выход в подвальную часть твоей мамочки.

– Не доверяй этому крысенышу, – предупреждает Карлос. – Хочешь, я позвоню в полицию?

– Не надо. Если он знает о ноже, то я хочу с ним встретиться.

– На улице ждет машина, – говорит скинхед.

Я оборачиваюсь, беру его правой рукой за шею и снова сжимаю. Другой рукой приставляю к его горлу нож.

– Если ты лжешь, я выколю тебе глаза и отрежу яйца. Потом вставлю яйца в глазницы, а глаза пришпилю степлером к мошонке. Итак, позволь спросить еще раз: ты абсолютно уверен, что говоришь правду?

Скинхед пытается кивнуть:

– Он сказал, что хочет просто встретиться с тобой и что тебе никто не причинит вреда.

Я снимаю Веритас с цепочки и подбрасываю. Упав, монета показывает горящий крест и надпись «Sieg Heil», стилизованную под германские руны.

– Ну, хорошо, принцесса. – Я засовываю нож за пояс под толстовку. – Только помни – на первом свидании никаких поцелуев.