С огнем волна, печальный Тартар с небом,
Со мраком луч, с росистой ночью день,
Чем я с умом преступного супруга
Солью мой ум, о смерти брата помня.
На голову безбожного царя
Пускай огонь обрушит царь богов,
Пугая нас священными огнями
И знаменьями новыми. На небе
Мы пламенную видели комету
В пределах вечной ночи, где Боот
Медлительною правит колесницей
И хладная Медведица блестит.
Дыханием свирепого вождя
Сам воздух осквернен, грозят созвездья
Несчастиями новыми народам,
Которыми безбожный правит вождь.
Свирепей он Тифона, что извергла
Во гневе на Юпитера земля.
Он язва большая; он – враг богов
И враг людей: он небожителей
Изгнал из храмов, граждан из отчизны,
У брата отнял жизнь и пролил кровь
Родимой матери. И видит свет
И еще смеет жизнью наслаждаться!
Зачем, отец всевышний, понапрасну
Ты мечешь стрелы царственной рукой?
И медлит поразить твоя десница
Преступника такого? Пусть Нерон
Поплатится за все свои злодейства,
Домиция божественного сын,
Тиран земли, которую гнетет
Ярмом постыдным, Августово имя
Пороками своими оскверняя.
Кормилица
Я признаю, что ложа твоего
Он недостоин, но молю тебя,
Моя питомка, уступи судьбе,
Не раздражай неистового мужа.
Быть может, бог отмстителем восстанет,
Придет и для тебя счастливый день.
Октавия
Давно уж тяготеет гнев богов
Над нашим домом: первою Венера
Сразила мать несчастную мою.
Уже жена, она вступила в брак,
Безумная, забыв о нас, о муже
И о законах. К ложу преисподней
Отмстительница Фурия пришла,
Развив власы, увитые змеями,
И кровью погасила брачный факел.
У Цезаря жестокого она
Воспламенила гнев, и от железа
Погибла мать несчастная моя,
Меня оставив в жертву вечной скорби,
С собою мужа увлекла к теням
И сына, дом упавший погубила.
Кормилица
Оставь печаль и слезы; не тревожь
Тень матери твоей: тяжелой карой
Она свое безумье искупила.
Хор римлян
Молва, что сейчас поразила наш слух,
О, если бы лживой явилась она!
И все потеряли доверие к ней!
И новая в спальню царя вошла
Вторая супруга, а Клавдия дочь
Сохранила бы ложе свое и дворец
И детей народила – мира залог,
На радость вселенной, и царственный Рим
Сохранил свою вечную, древнюю честь.
Юнона великая ложе блюдет
Супруга и брата; зачем же сестру
Державного Августа гонят теперь
От ложа супруга, из дома отцов?
Иль ей ни к чему благочестье ее,
Отец – небожитель, ее чистота,
Ее целомудренный девственный нрав,
Мы, римляне, сами забыли себя,
По смерти вождя, которого род
Мы в трусости дикой теперь предаем.
Воистину римскою доблесть была
У праотцев наших, и Марсова кровь
Пламенела в жилах оных мужей.
Ведь они изгоняли гордых царей
Из этого города и хорошо
Отмстили твою оскорбленную тень,
О дева, убитая дланью отца,
Чтоб тяжкое рабство тебе не нести,
Чтоб победой не чванилась гнусная страсть.
И печальная брань ответом была
На твою, злополучная, раннюю смерть,
О, Лукреция дочь, что сразила себя
Своей же рукой, потерпевши позор,
С Тарквинием кару за грех понесла
Жена его Туллия; диких она
По телу убитого старца-отца
Коней погнала, отказавши ему
В погребальном костре – нечестивая дочь.
И этот наш век свидетелем был
Нечестья сыновнего: хитростью взяв,
Посылает царь родимую мать
В Тирренское море. Матросы спешат
Покинуть порт.
Под ударами весел волны шумят,
В открытое море несется корабль.
Но внезапно треснули скрепы его,
И хлынули волны на дно корабля.
Пронзительный крик
Подымается к звездам, мешается он
С рыданием женским; пред взорами смерть
Ужасная бродит; от смерти бежать
Старается каждый; одни без одежд
Прицепляются к доскам разбитой кормы,
Рассекая волну, а другие вплавь
Стремятся спокойных достичь берегов.
И многих уж топит пучина морей.
Разрывает Августа одежды свои
И терзает власы, орошая лицо
Потоками слез.
Когда ж не осталось надежды спастись,
Пламенея гневом, сраженная злом,
«Такой-то, – воскликнула, – мне воздаешь
Наградою, сын, за великий мой дар!
Сознаюсь, заслужила я этот корабль,
Я, тебе даровавшая свет и престол,
И Цезаря имя – безумная мать.
Подыми же из бездн Ахеронта лицо
И казнью моей наслаждайся, супруг.
Я, несчастная, смерти причина твоей
И сына, надежды твоей, похорон
Виновница я.
По заслугам помчусь я к тени твоей,
Погребенья лишась,
Схороненная заживо в диких волнах».
Средь речи уста захлестнулись волной,
И упала она
В пучину, но снова восстала из вод,
Охвачена ужасом; море кругом
Отгоняет рукой, но лишается сил.
Осталась в безмолвных сердцах моряков
Бывалая верность: презревши смерть,
Дерзают они помогать госпоже,
Чья сила сломилась под натиском волн.
Ее, протянувшую руки, они
Ободряют и криком, и силою рук.
Что пользы тебе,
Что спаслась ты от волн, от пучины морской?
Суждена тебе смерть от сыновней руки.
Едва ли поверит потомство, что он
Такое злодейство дерзнул совершить.
Нечестивый, гневясь, что, из волн спасена,
Жива его мать,
Он второй замышляет громадный грех.
Устремляется он погубить свою мать
И не терпит малейшей задержки, злодей.
Исполняет приказ его посланный страж
И пронзает железом царицыну грудь.
Умирая, свершителя казни своей
Об одном она
Умоляет: чтоб в чрево он меч погрузил.
«То чрево должно быть пронзенным, – кричит, —
Что чудовище это носило в себе!»
Сказавши так
И смешавши с последним стенаньем слова,