Сьенфуэгос

Чуть позже появились первые пеликаны, чей тяжелый полет говорил о том, что море совсем близко, а вскоре испанцы оказались у устья реки. Берега обрамляли пляжи с белоснежным песком и длинные ряды высоких кокосовых пальм, а впереди, там, где река впадала в широкий залив, возвышалась высокая отвесная скала, четко очерченная на фоне синих океанских вод, простирающихся до самого горизонта.

— Вот оно, это место, — зачарованно произнес канарец. — Трудно поверить, но всё именно так, как описал губернатор — порт, река и бескрайние плодородные земли, почти необитаемые. Что думаете?

— Святые небеса! — вдруг воскликнул Черный Месиас.

Этот возглас был обусловлен отнюдь не красотой действительно прекрасного места, а тем, что как раз в эту минуту всего в двухстах метрах вверх по течению из чащи вышли два десятка туземцев и молча бросились в их сторону, потрясая тяжелыми дубинками и примитивными каменными топорами.

Это были низкорослые, коротконогие и коренастые люди с кожей более темной, чем у большинства туземцев, которых испанцы видели до сих пор, с длинными, развевающимися по ветру волосами и черными узорами татуировок, покрывающими тела с ног до головы. Но хуже всего были изуродованные ноги с огромными широченными ступнями, придающими им поистине жуткий вид.

— Карибы! — в ужасе прошептал Сьенфуэгос. — Помоги нам Боже, взгляните на эти ноги! Это же людоеды!

Он выхватил шпагу, не выпуская при этом из рук своего верного шеста, но, увидев, как оба спутника бросились бежать, увязая в песке, тут же сообразил, что любая попытка противостояния целому отряду вооруженных дикарей изначально обречена на провал, развернулся и бросился вслед за андалузцами, которые успели опередить его на добрых сорок метров.

Черный Месиас, как и Дамасо Алькальде, были настоящими моряками, сильными и ловкими, но не привыкшими быстро бегать, ведь на палубе для этого просто не хватало места; канарец же, будучи намного моложе, большую часть жизни провел в погоне за козами. Он тут же устремился к дальнему концу пляжа, где возвышалась высокая отвесная скала, и отчаянными жестами поманил за собой спутников.

— К скале! — закричал он. — К скале! Скорее!

Карибы все приближались.

Испанцы в панике бросились бежать с такой скоростью, словно на ногах у них выросли крылья, но эта свора дикарей обладала, казалось, неутомимостью лошадей; их огромные ступни даже не оставляли следов на песке; с каждой секундой они становились всё ближе, и вот уже за спиной отчетливо послышался топот множества ног и прерывистое дыхание.

— Бежим! — снова и снова призывал Сьенфуэгос. — Ради Бога, скорее, скорее!

Первым не выдержал Дамасо Алькальде. Он отчаянно закашлялся, с хрипением рухнул на песок и беспомощно забился в истерике, не в силах сделать больше ни единого шага, несмотря на все старания Сьенфуэгоса заставить его подняться.

— Не останавливайся! — умолял канарец. — Наверх, скорее наверх!

Но тот лишь поднял на него залитое слезами, испачканное в песке лицо и посмотрел широко открытыми глазами.

— Не могу! — прошептал он. — Не могу! Помоги мне, Пресвятая дева дель Росио, помоги...

Ему словно отрезали ноги или перебили позвоночник — он просто распластался на песке, словно достаточно зарыть в него лицо, чтобы избежать поимки.

Первый из карибов находился уже так близко, а вид у него был столь свирепым, что канарец понял — он больше ничем не поможет своему другу, и потому развернулся и помчался вслед за Черным Месиасом, чьи силы тоже начали убывать.

Их по-прежнему отделяло от скалы больше четырехсот метров, но преследователи уже были так близко, что испанцы слышали их тяжелое дыхание — как у ринувшихся в атаку свирепых кабанов.

На миг обернувшись, Сьенфуэгос увидел, как толпа людоедов набросилась на бедного Дамасо Алькальде и принялись молотить его дубинками и топорами. Не подлежало сомнению, что помочь ему уже невозможно, остается лишь спасать собственную жизнь. Между тем, ослабевший Месиас все сильнее шатался от усталости, вот-вот готовый рухнуть без сил.

Дротик с зазубренным наконечником просвистел над самыми головами и воткнулся в песок в нескольких метрах впереди.

Сьенфуэгос стиснул зубы, с силой сжал свой верный шест и ускорил бег. Всего за несколько секунд он смог оторваться от преследователей.

Менее чем в пятидесяти метрах от ближайшей скалы Черный Месиас взвыл и упал на колени.

Подоспевший дикарь тут же обрушил ему на голову страшный удар. Сьенфуэгоса еще долго потом преследовал жуткий треск этого удара, от которого череп андалузца раскололся, словно орех, разбитый кулаком великана.

Сьенфуэгос подумал об Ингрид.

Ее улыбка придала ему сил, которых оставалось совсем немного, а воспоминания о неподражаемом теле, что ждало его где-то вдали, заставили мчаться все дальше и дальше и забыть о том, что ноги как будто налились свинцом.

Дикий зверь на деформированных ногах, потрясая окровавленной дубинкой, рычал уже прямо у него за спиной.

От высокого утеса его отделяли лишь двадцать метров.