СЕННААР. Книга.1 Иосиф

Януша ничто не радовало и не интересовало в этом неприветливом мире. Католик пожелал исповедаться. Послали за ксендзом. Пришёл глупый служка, осуществлявший долг святого отца по самоуправству. Старый ксендз, венчавший Яна и Брониславу, уж с полгода как отправлял иную службу на кедровых делянках Сибири… в связке с православным священником и главой секты пятидесятников. Служителей культа сгруппировал в одну бригаду начальник лагеря, исполнявший должностные обязанности весело, с чекистским задором, с партийным огоньком и тюремным юмором. Дантисты у него работали на раскорчёвке пней, священнослужители заставляли кедры бить поклоны советской власти, кавалеристы рубили сучья… Весёлый был товарищ… пока самого не арестовали, как врага народа, по сигналу заместителя… и заместителя потом… по сигналу… Яна участь заключённого миновала. Представители бедноты, в том числе родной племянник, старший сын Эльжбеты Иосифовны, и сотрудники карающих органов, пришедшие раскулачивать куркуля-мироеда, наткнулись на свежевыстроганный гроб, скорбную вдову и сирот – мал, мала, меньше. Не по зубам оказался для советской власти Ян Иосифович…

Он умер в полной уверенности, что результат всей его жизни и жизни трёх поколений предков надёжно сохранит земля, купленная прадедом Болеславом… Как бы не так, купчая была осмеяна и раскурена. Брониславу с большой неохотой, только по причине родственной связи с павшим героем, приняли в коллективное хозяйство. Да, только по причине родства с Василием Бажемским… Да, Бажемским, ибо «Боже…» это нечто старорежимное, не подходящее герою-коммунисту. Впрочем, достоверных сведений о его принадлежности к партии, так и не нашли.

Трансформация фамилии продолжалась вместе с традицией перезахоронения героя. К семидесятым годам двадцатого столетия на бетонном обелиске, шестом по счёту, гордо реял краснозвёздный флаг с выбитыми на нём золотыми словами «Герой-комсомолец Василий Иванович Бажко». Комсомольцы-краеведы выяснили, таки, девичью фамилию матери Яна и Войтеха – Бажковская. Хотели её написать честно, но не хватило места в строке, а переносить как-то не очень… Чуть ниже шли вирши местного поэта, чтение которых предназначено не для слабонервных… Рисковать не стоит, вернёмся к реалиям.

На последней исповеди Ян, доверившись служке, приоткрыл завесу сокрытия золотого запаса. Служитель культа, используя тайну исповеди в корыстных целях, сначала вечерами, а потом днями все ходил и ходил к заветному дубу, пока не остался на ночь. Переночевал… и больше не покидал сокровенное место. Рыл, шагал, шагал и рыл, рыл… Наивный, истинные координаты и срок залегания – промысел божий. Бока магометанского кувшина должны налиться благородной патиной, а золотой резерв вылежаться. Недостойного служку, с безумным огнём в глазах и лопатой в руках, обнаружили землеустроители. Им он представлялся ксендзом, утверждая, что ищет Святой Грааль. Какой Грааль и дары Господни? В стране полным ходом идёт строительство социализма, а самое священное на данный момент – партия коммунистов-большевиков-ленинцев. С иронической подачи землеустроителей Казацкую одаю записали Ксендзовой. Ирония и сарказм забылись, но название, как ни странно, прижилось. Впоследствии, глядя на отметины, оставшиеся от предтечи знаменитого Стаханова, юные пионеры предположили, что под дубом проходила линия фронта, а неровные ямы – окопы, вырытые ротой солдат.

Летом фамильный дуб сразила молния. Дерево сгорело. Земля Болеслава, уже как часть владений колхоза имени Климента Ефремовича Ворошилова, заколосилась тучными хлебами. Новая жизнь пришла – наступил социализм.

(«Пся крев, холера ясна!»

У христиан считается, что впадать в уныние, тосковать – значит совершать грех, смертный грех… Странно, человек тоскует сам по себе, не причиняя другим вреда, в чём же здесь грех?… И тем не менее, если порассудить, ясно, что люди, пребывающие в унынии, быстро заболевают и умирают, в то же время преступники, маньяки, убийцы, чем больше пакостят на земле, тем лучше себя чувствуют… Парадокс!…

Надо подумать, какие слова могут быть непонятны читателю… Если читатели, как таковые, найдутся…

Кажется, я впадаю в уныние, а лучшее средство от тоски…

Кажется, я впадаю в запой, а лучший способ от запоя…

Кажется, я впадаю в детство, а детство– лучший советчик в написании книг…

А не вкусить ли мне винца?…