Сенная лихорадка (СИ)

Холмс сидел, курил и смотрел на огонь. Ему было жаль, что Уотсон ушёл. Он не считал компанию Уотсона само собой разумеющейся - раньше её никогда у него не было. Но за время их знакомства он стал невольно от него зависеть. Особенно в последнее время. Его единственным утешением было то, что Уотсон так же стремился присоединиться к нему - во время расследования, в драке, за завтраком, обедом и ужином, или вечером у камина, с трубкой.

Вынув трубку изо рта Холмс посмотрел на неё, нахмурясь. Конечно, дым ухудшил состояние Уотсона. Почему он не подумал, прежде чем зажёг её? Надо быть внимательнее к своему другу и соседу.

Поднявшись, Холмс высыпал табак из трубки в камин и направился к своему столу, чтобы скоротать вечернее время с помощью химического эксперимента. Вскоре он был полностью им поглощён. Когда через час или два дверь в гостиную скрипнула, он вздрогнул; резко оглянувшись, он увидел, что Уотсон стоит в дверном проёме. Тот был бледен, а плечи его под халатом поникли.

- Я не могу заснуть, - сказал он. Пожав плечами, он вымученно улыбнулся. - Когда откидываюсь назад, я кашляю, а когда сажусь, начинаю чихать. Я подумал… Вы не могли бы, пока я не засну, поиграть на скрипке?

Холмс без лишних слов обернулся в поисках скрипки, а Уотсон направился к дивану. Расположившись на боку и подтянув под голову подушку, он стал ждать, когда Холмс настроит скрипку и зазвучит музыка.

Холмс стоял в тени и играл самые нежные, успокаивающие мелодии Брамса, Мендельсона и Сен-Санса, которые знал. Уотсон время от времени тихо покашливал, но выражение его лица было мягким. То, как медленно поднималась и опускалась его грудь, говорило о том, что он спокоен. Наконец, его глаза закрылись, а тело во сне расслабилось. Холмс доиграл мелодию до конца, а затем остановился и посмотрел на Уотсона. Веки его отекли, а кожа вокруг носа, натёртая носовым платком, покраснела.

- Кто знал, что вам будет так плохо от этой травы! Но вы не должны были так себя мучить из-за меня, - прошептал он, и Уотсон немного пошевелился.

- Только ради вас, любимый, - произнёс он нечленораздельно, видимо, ещё во сне.

Смычок выпал из пальцев Холмса. Раздался стук, и Уотсон, вздрогнув, моргнул и проснулся.

Холмс стоял, пытаясь осознать то, что услышал.

Уотсон широко распахнул глаза. Приподнявшись на локте, он испугано посмотрел на Холмса, а затем уронил голову на руки. Его пальцы дрожали.

- Боже мой, - выдохнул он, и Холмс отложил свою скрипку.

- Уотсон?

- Я… Холмс… Простите меня. - Голос Уотсона дрогнул.

Холмс подошёл ближе, тихо произнеся:

- Мой дорогой Уотсон…

Уотсон напряжённо выпрямился, упёрся руками в колени, но головы не поднял.

- Я… я вовсе не ожидаю от вас просьб о прощении, - сказал Холмс, мысленно проклиная неровный тон голоса.

Уотсон резко поднял голову, пытливо вглядываясь в лицо Холмса.

Медленно подойдя к дивану, Холмс остановился прямо перед ним. Уотсон застыл в тревожном ожидании.

Плавным мягким движением, чтобы не усилить испуг и неловкость Уотсона, Холмс встал перед диваном на колени и теперь мог вглядеться в лицо друга и позволить точно так же близко заглянуть себе в глаза.

- Друг мой… Мой дорогой.

Между ними повисла оглушительная тишина.

А затем Уотсон спросил дрогнувшим голосом:

- Да, Холмс?

- Я готов на всё ради вас. Готов рискнуть всем. - Он смотрел, как неуверенность постепенно покидает черты лица Уотсона. У того не находилось слов. Холмс не мог этого вынести. Это было неправильно, совсем неправильно. Он наклонился и взял маленькие ладони Уотсона в свои большие руки.

- Не надо, - попросил он и прижался лбом к рукам Уотсона. - Не бойтесь меня, Джон.

Он почувствовал его выдох в своих волосах, а затем лёгкое нежное касание…

И вдруг Уотсон испуганно дёрнулся, мягко оттолкнул Холмса, выпрямился, отвернулся и чихнул.

- О, Боже! - пробормотал он, доставая платок. - Чёрт бы побрал эту сенную лихорадку… Простите меня…

Холмс лишь фыркнул с тихим весёлым смешком:

- Ничего, это не заразно.

- О, - выдохнул Уотсон, вытерев лицо и спрятав платок. Увидев выражение лица друга, Холмс улыбнулся, а потом они оба рассмеялись.

Услышав их голоса, миссис Хадсон крикнула:

- Ради бога!

Они оба выдохнули и успокоились. Глаза Уотсона сияли. А затем беспомощно и радостно он произнёс:

- Шерлок.

В ответ на это Холмс мог только обнять его и почувствовать, как тот доверчиво прижался к его груди. В ночной тишине Бейкер-стрит Уотсон был тёплым, сильным и таким живым и радостным напротив его оглушительно бьющегося сердца.

***

Примечание от автора:

Бедлам (англ. Bedlam/Bethlem) - эта королевская больница была самой известной психиатрической больницей в Лондоне.

В историях Дойла Холмс действительно играет для Уотсона, чтобы тот смог заснуть после особенно утомительного дня.

Мужчины с нетрадиционной сексуальной ориентацией демонизировались в викторианской Англии как враги общества и морали; показав свои чувства Холмсу, Уотсон испуган, думая, что тот, почувствовав себя преданным, с отвращением отвергнет его, возможно, даже сдаст его полиции для судебного преследования в соответствии с поправкой Лабушера.