Сеньор Вольто

Садра драматически вздохнула. "Так тягостно, потерять двух мужчин сразу."

"Не беспокойся! В Трухильо осталось вдоволь мужчин... хотя и не так много таких богатых, как Аурелио."

"И никого с такой палкой, как у Тито. Бог мой, это что-то чудовищное!"

Они снова засмеялись, и разговор повернулся на вечеринку, которая должна была состояться позднее вечером в Баррио Кристалес.

Я допил свой виски одним глотком, вышел наружу на пляж, бросился на песок близко к границе прилива и стал размышлять, как основательно измена проела ткань моей жизни. Конечно, я понимал, что меньшего не заслуживаю - я пока что подчиняюсь своей судьбе - и это понимание, в таком противоречии с моей обычной тенденцией жалости к самому себе, заставила меня осознать, что хотя я и сильно сожалею, я совсем не подавлен этим сожалением. Я думал о том, что сказала Садра, что Тито становился далеким - это слово так же хорошо, как и другие, описывало то, что я чувствовал по отношению к Садре и многому другому. Я не испытывал к ней горечи. Какую бы роль она не играла со мной, та, что она играла сейчас, была не менее фальшивой, и какие бы чувства она в действительности не испытывала по отношению ко мне, как бы истинны они не были, они были ничем иным, как побочным продуктом безумия между мужчинами и женщинами. Единственная часть прошлого, что возбуждала мои эмоции, были любовные шашни между Эспиналем и Мартой, и даже эта страсть, казалось, заимела некий формальный оттенок. Не то чтобы утихло мое желание убить Эспиналя, но оно казалось теперь более последствием функции человека, как если бы ненависть была контрактным обязательством, заключенным между душой и разумом, чтобы позволить их сосуществование. Я подумал, не могут ли быть преждевременно поседевшие волосы Тито доказательством, что он был одержим существом, которое, как мне казалось, живет теперь во мне? И если так, что его отсутствие означало для Тито? Не это ли спровоцировало его внезапный уход?

Маленькие волны, изящно окаймленные пеной, катились и распластывались на песке. Молнии блистали во тьме за мысом, ветер ерошил верхушки пальм, шторм надвигался с Карибского моря. Я почуял запах озона в воздухе, и заметил, что воздушники собирались вместе и двигались в сторону гор с величественной миграцией персонажей мультфильма, наверное, давая свидетельство того, что большая гроза опасна и для них. Вытянутые в струнку вдоль берега, огни в барах и лачугах выглядели вырезанным сообщением из ярких пятен и точек. Я чувствовал себя привязанным к этому месту и мгновению, и в полном одиночестве. Красная молния расщепила небо, за нею последовал раскат грома, напоминавший огромную фальшивку, словно некий гигант ударил по большому листу гибкого металла.

Ритм диско стал слышен на фоне порывов ветра, и я взглянул в сторону отеля. Несколько десятков людей, силуэты на фоне горячих огней, сгрудились на под накрытой крышею частью площадки. Вечеринка по поводу возвращения Эспиналя, сообразил я. Лестница в девять ступеней вела с пляжа на площадку я обошел ее, держась ближе к воде, и направился к месту примерно в пятидесяти футах дальше к узкому заливчику, затененному группой пальм, под которыми упавший пальмовый ствол, еще прицепленный к своему пню, обеспечивал что-то вроде скамьи. Там я сидел, пока бушевала вечеринка и собиралась гроза. Шквал дождя, не дождавшийся шторма, зарябил на поверхности заливчика, раскаты грома стали чаще. Большинство воздушников улетели вглубь суши, но еще сотни их оставались, паря над пляжем, в большинстве своем черносердечники. Рассеченные листья окружающих пальм хлестали и скользили друг по другу. Огненные люди молний танцевали и прыгали на горизонте, казалось, отражая молнии моих мыслей, удары ненависти, освещающие темную материю.