Сенсация по заказу

— Ни до чего эти тугодумы не докопались, — с обидой объяснил Колдин. — После первых сообщений о возможностях перфторуглеродных эмульсий наступило затишье. Однако внезапное исчезновение из научной литературы новых направлений, как правило, означает их переход в ранг секретных. В общем, в конце семидесятых по «специальным каналам» правительство СССР получило сообщение о проводимых в США и Японии работах по созданию кровезаменителей на основе перфторуглеродных эмульсий. Сообщение взволновало. Стало очевидным стратегическое значение этих исследований. «Холодная война» была в разгаре. Перенасыщенные ядерным оружием «сверхдержавы», США и СССР, не могли исключить возможность его применения. При любой войне, и особенно при ядерной, жизнь уцелевшего в первые секунды населения и войск зависит не в последнюю очередь от запасов донорской крови. Переливание крови в этих случаях должно быть массовым. Сохранение донорской крови — чрезвычайно сложное дело. Многие могучие научные лаборатории и институты заняты этой проблемой. Долго хранить кровь все равно не удается. Даже в мирное благополучное время донорской крови не хватает. Но и этого мало. Донорская кровь часто заражена вирусами. Случаи заболеваний гепатитом в результате переливания крови все более учащались. А тут на мир надвинулся СПИД. Мысль, что от всего этого можно избавиться посредством безвредной, незараженной, лишенной групповой индивидуальности, не боящейся нагревания перфтор-углеродной эмульсии, воодушевляла. И правительство поручило Академии наук решить эту проблему. Серпуховскому институту была обещана любая помощь. В работу было вовлечено около тридцати различных учреждений. Параллельно и независимо аналогичные исследования начали в Ленинграде и в московском Институте гематологии и переливания крови.

— Когда это было?

— В начале восьмидесятых.

— Сколько же лет тогда было Белову? Совсем юноша. Или он был вундеркиндом?

— Он был вундеркиндом, — спокойно подтвердил Колдин. — Он всю жизнь был вундеркиндом. Но тогда он этим не занимался. Работали другие ученые. Белов подключился уже в начале девяностых. Когда казалось, что ситуация — тупиковая и задача неперспективна даже на теоретическом уровне. Все сломались, понимаете? Академия наук, целые институты — все!

Турецкий чем дальше, тем меньше верил в научный подвиг покойника. Тем более что его интересовали события совсем недавние.

— Кто работал вместе с ним?

— Главной опорой Белова в Лаборатории, когда она строилась, стал Лев Наумович Майзель, неутомимый экспериментатор и блестящий технарь. Позже появился Эрик Ляпин, совсем молодой человек и безумно талантливый микробиолог.

— А вы, Георгий Сергеевич, участвовали в этом? Колдин сдержанно, но с достоинством кивнул.

С большим достоинством, заметил про себя Турецкий. С достоинством, которое нельзя не заметить. С достоинством, на которое должны обращать внимание. Честолюбив. Ну-ну…

— Чем вы занимались?

— Я по образованию биолог, но много работал как биохимик и биофизик. Я был в Лаборатории, вероятно, единственным, кто мог активно использовать знания физической химии для решения медико-биологических проблем.

— Это важно?

— Это было важно в пропорции один к пятидесяти, если сравнивать вклад Белова и мой в решение проблемы и создание препарата. Но это было очень важно на определенном этапе.

— И все же как ему… как вам это удалось? — тактично поправился Турецкий.

— Вы в шахматы играете?

— Немного.

— На каком уровне?

— Где-то на второй разряд. Может, хуже. Давно не практиковался.

— Очень хорошо. Тогда вы поймете. Слабому шахматисту шахматная партия представляется как последовательность ходов, в то время как сильный шахматист… Что видит сильный шахматист?

— Ну… наверно… мыслит не в масштабе отдельных ходов, а более общими категориями, позициями? — попытался закончить мысль Турецкий.

— Именно! Сильный шахматист видит не отдельные фигуры, а всю доску сразу. Вот и история науки учит нас, что практически все великие открытия были подготовлены предшествующим развитием. Ньютон говорил, что ему удалось сделать столько, потому что он стоял на плечах гигантов. Но все было не так в случае Белова. Было ровно наоборот! Именно в последовательности ходов он уловил не эволюцию, а движение на месте — в лучшем случае!

— Значит, бывает и такое, — сказал Турецкий. — Очень любопытно.

— Редко, но бывает.

— Я думаю, на сегодня достаточно. Мне нужен список сотрудников Лаборатории и вообще всех, с кем контактировал Белов. Можете составить?

— Уже. — Колдин вытащил из Рекса Стаута очередной лист бумаги.

Тут к столику подошел официант:

— Что будем кушать? У нас отличные цыплята табака. И готовить недолго!

Колдин сунул бумагу назад в Стаута и отчаянно замотал головой.

Турецкий попросил две чашки кофе.

Белов Антон Феликсович, 48. Доктор биологических наук

Лев Наумович Майзель, 60. Доктор технических наук Колдин Георгий Сергеевич, 39. Кандидат биологических наук