Читаем Sensitiva amorosa полностью

 И с каждым уходившим днем это чувство страха становилось все острее, в особенности после помолвки и назначения дня свадьбы. В этих обоих случаях, в его душе поднялась бурная волна, которая, впрочем, опрокинулась и отхлынула назад, но которая потом все время давала знать о себе, как сумрачное волнение в его душе, и вздымалась еще и еще, все выше и все шире, всякий раз, когда он замечал что-нибудь у своей невесты или другого,--многозначительную улыбку, намек ли, приготовление ли к свадьбе, любопытный ли, испытующий взгляд, ту или иную мелочь, -- все, что затягивало узел сильнее и как бы приближало заключительные неразрывные узы. Почва его любви, песчинка за песчинкой, была размыта; и в нем ничего не оставалось, кроме навязчивой идеи, что он связан с нею, что за дверью стоит несчастия, и ждет их, и что в силу этого он должен порвать; и в те часы, как работа страха изнемогала, и его измученная душа цепенела, он как бы стоял вне этого и точно все это нисколько его не касалось и ему не было никакого дела до этого; и только из сознания, что этим путем разрыв совершится сам собою, он и почерпал единственное облегчение, какое он еще мог найти своей душе; иначе же его душа была как сплошная рана, в которой то и дело кололо и резало.

 Было позднее лето, и им оставалось провести последний вечер вместе; они сидели на скамейке близ веранды; в доме играли на рояле; земля лежала перед ними, как маленький, плоский, черный круг; небо выгнулось над ним огромным светлым сводом; красная полная луна со своими черными узорами, совершенно круглая, поднималась над краем леса, а над окрестной равниною раскинулась тяжелая тишина, которая была как немое безымянное страдание, что кончается в твоей душе умолкла, и на несколько мгновений наступила столь мучительно сосущая тишина, что в ней чудилось как бы сдавленное дыхание муки; и вдруг она бросилась к нему и обеими руками обвилась вокруг его шеи рыдая от желания, от нежности, от боли, порывисто, страстно, непосредственно, как крик самки в лесах в бессознательном исступлении первобытной твари. В этот миг он почувствовал в душе всю неразрешимую, таинственную боль существования, и вместе с тем прилив как бы неудержимого сострадания к ней но вот, в ближайшее мгновение, он, как бы в исполинской панораме, увидел перед собою безмятежный простор жизни и мира, в колоссальных размахах разрастающихся в ширь и высь, -- гранитные вершины гор над лесами и великие реки, текущие в океаны с их водными массами, и мировые города, как крошечные кишащие муравейники в гигантском лесу, и он оглянулся на самого себя, но не мог разглядеть себя; и вот, в один миг, все зрелище изменилось и превратилось в низвергающийся в бездну водоворот, куда они, он и она, должны были броситься вместе, чтобы достигнуть другого берега; и вот, сзади подкралось к нему привидение, и ему казалось, что оно торопится сесть между ними и предостерегающе, хриплым шепотом, назвать его по имени; он вырвался от нее, испуганно отодвинулся назад и весь поник, тупо, бессильно, безжизненно.

 -- Что с тобою?

 -- Ах, потому что это -- последний вечер.

 Несколько времени спустя он отослал назад ее кольцо, с пояснением, что по причинам, которых она никогда не могла бы понять, он должен нарушить обет и просит простить его. Он получил назад свое кольцо и свои подарки, но ни слова в ответ.


---------------------------------------------------------



 Текст издания: Северные сборники издательства "Шиповник. Книга 2--3. -- Санкт-Петербург, 1907. -- С. 549--600.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза