Сент-Экзюпери

«Гийоме, я слышал, что ты приезжаешь, и сердце у меня стучит. Если бы ты знал, какую ужасную жизнь я здесь вел со времени твоего отъезда и какое отвращение к жизни мало-помалу охватило меня! За то, что я написал эту несчастную книгу, меня приговорили к нищете, и я окружен недружелюбием товарищей. Мермоз расскажет тебе, какую репутацию мне постепенно создали те товарищи, которых я больше не видел и которых я так любил. Тебе скажут, что я зазнался! И ни один из товарищей от Тулузы и до Дакара в этом не сомневается. Я сильно озабочен также моим долгом, но я даже не всегда имел возможность платить за газ и хожу в старом, потрепанном костюме трехлетней давности.

Впрочем, ты прибываешь, быть может, в момент, когда подует другой ветер, и, возможно, мне удастся освободить свою совесть от невыполненного обязательства. Постоянные неудачи, несправедливость создавшейся обо мне легенды не давали мне писать тебе. А вдруг и ты поверил тому, что я изменился? Я никак не мог бы решиться на то, чтобы оправдываться перед единственным человеком, которого я считаю братом. Дело дошло до того, что даже Этьенн, которого я не встречал с отъезда из Америки, говорил всем, хотя и не виделся со мной, что я стал позером!

Ведь вся жизнь испорчена, если у лучших товарищей создалось обо мне такое представление и если моя работа на Линии после преступления, которое я совершил, написав «Ночной полет», почитается скандалом. И надо же, чтобы это случилось со мной, который так не любит всяких историй!

Не ходи в гостиницу. Остановись у меня на квартире — ты там у себя. Через четыре или пять дней меня не будет в Париже. Ты будешь как дома, и у тебя под рукой будет телефон, что гораздо удобнее. Но, быть может, ты не захочешь! И, возможно, мне придется признаться себе в том, что я потерял даже лучшего друга.

Сент-Экзюпери, улица Шаналей, 5,

телефон Инв. 62-90.

Если меня не будет, ключи у консьержки, и в доме есть кому тебя обслуживать. Ты можешь привести, кого хочешь, и ломать все, что хочешь. Но я пишу тебе, а сам дрожу при мысли, что ты не примешь этого доказательства моих чувств к тебе и что Дакар, ром, которым мы делились, — все это так же далеко, как и волшебные детские сказки».

Легко себе представить моральное состояние Сент-Экзюпери, если он мог в это время сомневаться даже в дружеских чувствах Гийоме, человека, о котором он говорил: «Дай книгу Гийоме и, хотя он не обладает широкой культурой, увидишь, ошибется ли Гийоме в оценке содержания».