Сент-Женевьев-де-Буа. Русский погост в предместье Парижа

В конце 30-х годов Газданов принес присягу Франции и воевал против немцев. А в пору немецкой оккупации вместе с женой, Фаиной Ламзаки, он примкнул к Сопротивлению. Он выпускал подпольный листок, что было, конечно, смертельно опасным. Под влиянием послевоенного русского патриотизма, советских побед и долгого, неуклонного полевения русских масонских лож Газданов садится сразу после войны за новый роман («На французской земле»). Эта его «Молодая гвардия» была достаточно далека от реальности французского Сопротивления… Похоже, что довольно скоро взгляды самого Газданова на «эволюцию большевизма» и на собственный роман претерпели изменения. В литературном докладе, прочитанном им в масонской ложе, Газданов признал, что художественное произведение должно выдержать дистанцию с описываемым историческим событием. То есть не надо назавтра после Бородинской битвы садиться за «Войну и мир». А выдержав дистанцию, вчерашний певец таинственных комиссаров досточтимый брат Газданов сообщил своим братьям по ложе, что, проанализировав сообщения о ситуации в СССР, он пришел к выводу, что в ближайшее время никаких положительных изменений в Стране Советов не предвидится и оттого стремление части русских эмигрантов вернуться на родину является результатом утопических мечтаний. Еще через пять лет, окончательно утвердившись в этом мнении, Газданов уехал в Мюнхен, где он до конца жизни работал на радиостанции «Свобода». Вечная нужда отступила, да и на прозу Газданов все же находил время. Вышел его новый роман «Призрак Александра Вольфа», который был переведен на четыре языка.

В 60-е годы Газданов прочел в масонской ложе интересные доклады о Гоголе и Чехове. Умер он в 1971 году, не дописав свой последний роман. Прозу его, вполне сложную и современную, многие критики считают менее «сделанной», менее блистательной, чем набоковская проза. Впрочем, есть критики, которые видят в прозе Газданова больше доброты, морального трепета, лиризма. Подобно Бунину, Газданов постоянно ощущал «необыкновенную хрупкость жизни», «ледяное дыхание и постоянное присутствие смерти». Оставалось лишь, как всякому писателю, уповать на милость Божию и бессмертие родного слова, которому он посвятил жизнь…

ГАЛАХОВ НИКОЛАЙ ПАВЛОВИЧ,

губернатор Витебска, 1855–1936

ГАЛАХОВА (ур. ШЕНШИНА) ОЛЬГА ВАСИЛЬЕВНА,

1862–1947

ГАЛАХОВА (ур. ВЫРУБОВА) МАРИЯ,

1885–1941

ГАЛАХОВ АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ,

1884–1928

ГАЛАХОВ НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ,

1911–1965

 ГАЛАХОВА КИРА НИКОЛАЕВНА,

1886–1967

Николай Павлович Галахов (который был не только витебским, но и орловским губернатором, а также камергером Высочайшего двора) женился на девице Ольге Васильевне Шеншиной, которая приходилась племянницей поэту Шеншину-Фету, а также племянницей писателю Ивану Тургеневу. Таким образом, тургеневское имение Спасское-Лутовиново досталось сестрам Галаховым (Марии и Кире).

ГАЛИЧ (ГИНЗБУРГ) АЛЕКСАНДР АРКАДЬЕВИЧ,

19.10.1918–15.12.1977

Я знал этого милого, обаятельного, красивого и талантливого человека в Москве в «звездный час» его судьбы – в конце 60-х – начале 70-х, незадолго до его эмиграции. Но уверен, что это мое короткое знакомство с ним ничего не прибавило к тому, что я знал о нем раньше, заочно. Ибо хотя я и успел за этот последний его российский год оценить его доброту и терпимость, его обаяние, его блестящую речь, его пение в узком, интимном кругу, это «реальное» общение дало мне все же меньше эмоций, чем сотни часов, проведенных у магнитофона, бесконечно певшего его голосом, или даже встречи с «его» героями (и особенно – его героинями: они были все очень трогательными), чем обнаружение в своей собственной речи «его» неотвязной лексики.

Мне кажется, в жизни его именно в те годы произошло чудо. Конечно, еще и раньше 60-х он был московский писатель, драматург, процветающий кинодраматург, лауреат и так далее, и даже в 30-е годы (как рассказывал мне один его одноклассник) он уже был красивый, артистичный московский мальчик Саша Гинзбург, но он еще не был тогда Галичем. Конечно, он что-то декламировал, что-то писал (пьеса «Вас вызывает Таймыр», написанная вместе с К. Ф. Исаевым, еще десяток пьес, сценарий фильма «Верные друзья» и еще две дюжины сценариев), что-то сам ставил, даже пел что-то, но все это было ненастоящее, вернее, такое, как у всех, ну, может, чуть лучше или чуть честнее… Но в конце 60-х годов он вдруг запел свое, совсем свое (он говорил мне, что это другое началось с «Милиционерши Леночки»), и Москва словно сошла с ума. Через несколько лет после блистательного Окуджавы появился в России новый прекрасный «бард», другой, конечно, но тоже замечательный – и остроумный, и злой, и добрый, и трогательный, и лиричный…