Сент-Женевьев-де-Буа. Русский погост в предместье Парижа

Глава Русской церкви в Западной Европе высокопреосвященнейший митрополит Евлогий (в миру Александр Семенович Георгиевский) родился в семье бедного приходского священника в Тульской области, учился в семинарии среди зеленых холмов Белёва, воспетых Жуковским, а потом в Духовной академии, что в Троице-Сергиевой лавре под Москвой. 27 лет от роду он пострижен был в иночество и стал из Александра Евлогием. Был он преподавателем Тульской и Владимирской духовных семинарий, позднее ректором семинарии в польско-русском городе Холм, потом архиепископом Холмским, позднее епископом Люблинским, депутатом Второй и Третьей Государственной думы. Это был человек с общественным темпераментом, так что не только врожденная терпимость, но и опыт жизни подготовили его к тому высокому месту, которое он сумел занять в истории эмигрантского религиозного возрождения. После революции его ждали скитания и арест, потом изгнание: сперва в Сербию, где находилось церковное управление, которое в 1921 году назначило его управляющим Западноевропейской епархией (назначение это подтвердил в Москве патриарх Тихон). Его ждали немалые трудности, из которых далеко не самой большой была бедность эмигрантской епархии. «Соорудили митру, – с юмором вспоминал позднее митрополит, – из банального лифа жены генерала Поливанова. Кроме митры и старенькой епитрахили, никакого облачения у меня при выезде из Белой Церкви не было».

Ум, терпимость, опыт общения с инакомыслящими, демократизм, крепость веры и не в последнюю очередь юмор ценили в будущем митрополите самые разные люди. Недаром сумел он в пору эмигрантского религиозного возрождения, водворившись при кафедральном Александро-Невском соборе в Париже, стать истинным собирателем всего, что было живого в заграничной Православной Церкви, освободившейся от правительственной опеки, от узости и нетерпимости. О юморе владыки Евлогия вспоминали многие. Юмором проникнуты и его воспоминания, записанные Татьяной Манухиной. При чтении этих мемуаров замечаешь, что сын бедного священника, общаясь с самым что ни на есть высшим обществом, не проникся слишком уж высоким почтением к чинам и титулам земной иерархии.

На Всезаграничном церковном соборе в Карловцах в 1921 году владыка Евлогий выступил за отделение Церкви от политических деклараций и отказался подписать воззвание о восстановлении Романовых на престоле. Он говорил позднее, что «в прошлом горьким опытом познал, как Церковь страдала от проникновения в нее чуждых ей политических начал, как пагубно на нее влияет зависимость от бюрократии, подрывающая ее высокий, вечный, Божественный авторитет… Эта тревога за Церковь была свойственна многим русским иерархам задолго до революции…». Аполитичность митрополита импонировала интеллигенции и самым блестящим деятелям «русского религиозного возрождения». Владыка привлек их к созданию парижского Богословского института и к деятельности молодежного христианского движения, пользовавшегося поддержкой Всемирного христианского союза молодых людей (YMCA), который религиозные традиционалисты называли не иначе как организацией «жидомасонской». Только при митрополите Евлогии могли появиться такие организации, как «Православное дело», и такие героини-монахини, помогающие соотечественникам выстоять в тяжкой эмигрантской жизни, как поэтесса и богослов, мученица мать Мария, могли преподавать, писать, проповедовать такие богословы, как о. Сергий Булгаков, Н. Бердяев, Н. Лосский, Г. Федотов, А. Карташев, В. Ильин и другие. Митрополит Евлогий развил огромную деятельность по основанию новых православных приходов и храмов в изгнании. Он участвовал во многих международных конференциях христианских церквей, и эта экуменическая деятельность увенчалась, как известно, созданием Всемирного совета церквей.

Терпимость, широта митрополита Евлогия, умение понять самых разных людей, увидеть в них главное и поставить это главное на службу людям и Господу – это отмечали многие эмигранты. Вот строки из письма матери Марии к С.Б. Пиленко: «Какой замечательный человек Митрополит Евлогий. Совсем все понимает, как никто на свете».

В другом письме мать Мария так писала о митрополите: «… с ним можно горы двигать, если охота и силы есть». Кстати, митрополит одним из первых понял эту героическую монахиню, понял глубину ее веры, жажду служения и невозможность запереть ее в уют монастыря: «…однажды митрополит Евлогий и мать Мария ехали вместе в поезде и любовались все время меняющимися видами, владыка широким движением руки указал на бескрайние поля: “Вот ваш монастырь, мать Мария!”» (из записок С.Б. Пиленко).