Сент-Женевьев-де-Буа. Русский погост в предместье Парижа

Он был человек необычной судьбы, человек талантливый и человек непростой, да и жизнь ему выпала не простая. Он был трехлетним, когда был арестован его отец: мальчик рос в детдомах и колониях для малолетних правонарушителей. Он подрос и много скитался по стране, работал на стройках. Двадцати с небольшим он начал писать стихи, потом прозу. Первый успех принесла ему повесть «Жив человек», появившаяся в «оттепельном» альманахе «Тарусские страницы» в 1961 году. Повесть была инсценирована театром. А в 1971 году Максимов закончил свой первый роман «Семь дней творенья», который вышел в свет только на Западе (в «тамиздате») и принес Максимову известность. В 1973 году Максимов написал роман «Карантин», и тут его уже настигла «диссидентская» слава и диссидентские почести: он был исключен из Союза писателей, а потом направлен на принудительное лечение в «психушку». В те же годы он женится на прелестной писательской дочке Тане Полторацкой, а в 1974-м уезжает в эмиграцию. И вот здесь с ним происходит то, чего не случалось ни с одним русским эмигрантом и диссидентом. Максимов встречается с немецким магнатом прессы Акселем Шпрингером, человеком, поверившим и в возможность (и необходимость) идеологической борьбы против коммунизма, и в то, что именно Максимов – человек, способный вести эту борьбу, которому Шпрингер и дает деньги на издание за границей русского литературного журнала. В Париже начинает выходить журнал «Континент», заполучить который для чтения – на день, на ночь, на сутки – считалось прекрасной (и опасной) привилегией в диссидентской России: за чтение и распространение журнала там могли выгнать с работы, а могли и дать срок. За границей выходят одна за другой и новые книги Максимова, в том числе его автобиографическое «Прощание ниоткуда». Максимов занимается также политикой и политической публицистикой. Пишет он резко, непримиримо, зло. Но в личном общении он бывал добр, помогал многим соотечественникам и коллегам. После горбачевской перестройки Максимов ездит в Россию и издается там, но мало-помалу он разочаровывается в «перестройке», а «расстрел Белого дома» Ельциным приводит его в ярость. Он вообще становится раздраженным (может, уже начиналась болезнь), мечется, заключает союз со своими врагами Синявскими и с «левой» российской прессой, передает мало-помалу свой журнал, уже утративший свою уникальность (да и потерявший к тому времени своего немецкого благодетеля), в Москву. Болезнь (рак) настигает его в 65-летнем возрасте… Я видел его в Париже несколько раз – то в гостях, то в редакции «Континента», где он принимал меня вполне благодушно, но он был слишком непростой человек, чтобы я мог хоть что-нибудь в нем понять. Было только очень жаль его в последнее время – видно было, что болезнь его мучит…

МАЛЕВСКИЙ-МАЛЕВИЧ СВЯТОСЛАВ,

volontaire de guerre 1939–1945,

1905–1973

Граф Святослав Святославович Малевский-Малевич родился в польско-русской семье в Петербурге, где отец его был управляющим делами Дворянского земельного банка. Мальчик учился в Тенишевском училище, позднее в Донском кадетском корпусе, а в эмиграции продолжал учебу в Белградском университете и на физико-химическом отделении Сорбонны. Он посещал также так называемые академии живописи «Гран Шомьер» и «Жульяр» близ бульвара Монпарнас. Был он в эти годы близок к движению евразийцев. Не берусь установить степень тогдашней близости Малевского-Малевича к левым кламарским евразийцам, связанным с московским «Трестом», к лондонскому профессору Святополку-Мирскому, а также к московским и лондонским «спонсорам» евразийской прессы. После войны ни он сам (появившийся в Москве уже в качестве бельгийского дипломата), ни его супруга З.А. Шаховская, ставшая главным редактором «Русской мысли», не любили даже вспоминать этот продолжительный (а ведь Малевский-Малевич еще в 1931 году устраивал евразийский съезд в Брюсселе) эпизод жизни будущего дипломата. А если и вспоминали, то так, чтоб и тени подозрения на политиканскую и полулегальную суету этой партии не легло. В поздние годы, оговорившись, что она «не участник, а зритель», З.А. Шаховская описала деятельность этой строго структурированном организации с большой элегантностью и малым правдоподобием: «Основывать политическую партию им и в голову не приходило. Это было сотрудничество, свободное от всех партийных оков, нечто вроде клуба размышлений о судьбах России, опытного осмысления случившегося…».