Сентябрь

Измотанный предотъездной суетой, погрузкой батальона, рапортами, инструктажами, какой-то засланной по ошибке инспекцией из командования полка, Маркевич свалился на солому, как колода, но долго не мог заснуть. Потаялло замучил его всевозможными дополнительными поручениями, визитами, отчетами, мелочными придирками — и все за ту прогулку. Потом, Правда, пригласил в офицерский вагон, но весьма холодно и не стал настаивать, когда Маркевич под каким-то предлогом отказался.

Варшава, чарующая Варшава нанесла на прощание целую серию чувствительных ударов. Пьяная ночь в «Бенгале», откровения Брейво. Итак, эта утомительная, но почетная миссия пополнения запасов оружия польской армии — просто афера? Может, и война афера, да еще какая!

Маркевич не знал, что об этом думать и кому верить. Он чувствовал себя подло обманутым, униженным, словно он, как всегда, был хуже всех.

Это чувство особенно обострила скандальная история в день спектакля. Невероятная честь, оказанная именно ему, младшему по званию и должности, невзрачному и затюканному, самой Нелли Фирст, до сих пор известной ему лишь по фотоснимкам в журналах и редким посещениям воложинского кинотеатра в праздничные, дни, а потом едкие насмешки и открытая враждебность. Над ним смеялись весь вечер и еще несколько дней, вплоть до самого отъезда. Оказывается, мундира недостаточно, чтобы прикрыть красненскую бедность. Трубой был, Трубой остался.

Наконец он уснул, убаюканный однообразием своих мыслей и стуком колес. Разбудила его внезапная неподвижная тишина. Издалека донесся чей-то крик: «Выгружайся!» Он вскочил и застегнул мундир. Зашевелились спавшие рядом с ним солдаты.

Холодное раннее утро. Возле небольшого домика — несколько деревьев. Шум всколыхнул все вагоны. Потаялло, зевая, скреб волосатую грудь.

— Ну что, подпоручик, вы и тут успели уже прогуляться по окрестностям? Ступайте присмотрите за завтраком.

Неподалеку, переругиваясь, солдаты вытаскивали полевую кухню.

Солнце застало их уже на марше. Утренняя пыль пахла высохшей росой. Полустанок остался позади, а грунтовая дорога вилась между двумя небольшими пригорками. На более отлогом виднелось жнивье, а на вершине более крутого — крест и две дикие груши. Вдалеке маячила черная узенькая линия леса. Солдаты на марше пели «Белые розы», а сзади чей-то могучий голосище уже запевал «Розмарин».

Когда подошли к деревне, расположенной на берегу маленькой речушки, все уже порядком устали.

— Повзвоздно — по дворам! — скомандовал старшина роты Дуда.

— Кухня развела огонь, делаем привал, — принес радостную новость Цебуля. — Остальные идут дальше. Вас, пан подпоручик, в роту вызывают.

Потаялло собрал командиров взводов и повел их за деревню, к речушке. Почти весь батальон — более десятка подвод со станковыми пулеметами и прочим грузом и несколько кухонь — вытянулся по дороге. Солдаты пели «Белые розы», вилась пыль, с голубого неба пекло осеннее, но все еще жаркое солнце, возле хат цвели желтые златоцветы, листва на деревьях уже порыжела. Труба о чем-то задумался, а капитан тем временем начал свои объяснения:

— Рота получила задание оборонять участок высота двести восемь — западная окраина деревни Бабицы. Подпоручик Шургот с первым взводом займет высоту двести восемь, подпоручик Маркевич с третьим взводом оседлает вон тот гребень. Смотрите, подпоручик, вон тот, перед деревней, где грядка подсолнухов. Второй взвод останется в резерве роты, у каменного здания, в центре деревни Бабицы. Я буду во втором взводе. Всем немедленно приступить к рытью окопов полного профиля. Приготовить гнезда для ручных пулеметов и замаскировать их с воздуха. Сектор обстрела — прямо перед собой, для первого взвода — от левой окраины леса, для третьего — до триангуляционного пункта, высота двести четырнадцать, вот там. К вечеру подготовка должна быть закончена. Несколько слов о соседях: за первым взводом, в четырех километрах, — восьмая рота со взводом станковых пулеметов, за третьим взводом, в районе деревни Недоля, — части кавалерийской бригады. В тылу, на дороге к Бабицам, — полустанок Козин, там резервный батальон. Разойдись!

Шли толпою. Шургот сперва по привычке принялся подтрунивать над Маркевичем, потом набросился на Потаялло:

— Ну вот, седьмой роте даже станковых пулеметов не дали! У вас, капитан, такие связи в полку, но, видно, только для того, чтобы не иметь хлопот с чисткой…

— Вам бы только шутки шутить!..

— Нет, в самом деле, восьмой придали взвод…

— Мы ведь правофланговая рота дивизии! — Потаялло сказал об этом с гордостью, как о великой заслуге. — За Маркевичем, прикрывая крыло армии, разместится кавалерийская бригада. Когда? Неизвестно. Здесь кончаются дороги. А немцы если и пойдут, то по Варшавскому шоссе, а оно от нас в двадцати с лишним километрах. Там ого-го, там всего полно: артиллерия, противотанковые ружья, даже танки. Мы тут скорее для проформы. Приходите ко мне, устроим что-нибудь.

Маркевич хотел было отказаться, но, отрезанные от полка, все чувствовали себя как-то одиноко. Потаялло сказал еще что-то вроде «перестаньте дурить», и Маркевич согласился.