Сентябрь прошлого века. Сборник детективов

По дороге позвонил брату ее мужа. Да, Стас говорил о том, что собирается уехать до конца лета. Нет, с кем – не сообщал. А разве он развелся? Обещал слать сообщения, ну через Интернет. Я поблагодарил: Коротков решил не втягивать в свои проблемы семью, оно и правильно, пусть лучше не знают ничего, чем услышат хоть что-то тревожное. А письма можно заготовить сейчас, не светиться выходом в сеть – до тех самых пор, покуда вожделенная Канада, или куда он там собирается, не примет скитальцев.

Думается, Коротков и Лариса уже на пути к своей мечте. Денег при нем достаточно, чтоб вихрем добраться до границы, да с той же Украиной, Грузией, Азербайджаном, Эстонией, с любой дырой, через которую можно выбраться из страны незамеченным, заплатив за побег не так уж и много. Напрасно Влад надеется, что Коротков будет отсиживаться, на его месте любой поспешил бы избавиться от мобильника, банковской карты, всего, что может выдать его путь. Почему он решил, что профессор затаился? Или это предназначено для ушей Жени, а сейчас границы перекрыты, и таможня поставлена в известность?

Но, может, Коротков и правда затаился. Весь кордон долго контролировать не в силах никакая наша система, извечное русское разгильдяйство со временем ее пересилит.

Так на что решился Коротков: ждать или бежать сразу? Может, не он решит это, а Лариса? Может, это она готовила побег? Золото… Может, они им хотят расплатиться где-то за что-то. Золото не дает мне покоя.

Я закурил и закашлялся. Едкий дым продрал глотку.

– Все ищешь… – В кабинете было сизо от дыма. Капитан стоял у окна, разглядывая какое-то фото. – Зачем тебе она? – спрашивал он так, будто знал все обо мне, о нас. Нет, речь шла о Ларисе.

Я постарался объяснить, он пожал плечами, официально ни Коротков, ни его пассия не разыскиваются. А неофициально? Ориентировки разосланы.

Вот как. Я поежился. Получил телефоны отца Ларисы и некоего Льва Савельева, прежнего обожателя девушки, откуда-то выкопанного Женькой. Позвонил отцу Ларисы. Тот даже обрадовался. Нет, с дочерью давно не общается, она ж взрослая, самостоятельная, но он все равно следит за всеми ее делами.

– Она столько работает, да еще на такую компанию. И как быстро карьеру сделала, такая умница. Уже начальница отдела, кучей народа командует, да еще лабораторией какой-то.

Я спросил про Короткова, ему вообще говорит что-нибудь эта фамилия? Нет, вроде нет, хотя… да, она его тоже курирует.

– Когда вы последний раз с ней общались?

– Да в выходные, звонила, рассказывала, как у нее дела.

– В эти выходные? – Тут только я заподозрил неладное.

– Нет-нет, не в эти, в прошлые. Забыл, обещала, но вот не позвонила что-то. Может, еще звякнет.

– Сегодня понедельник, – пришлось напомнить ему. – Могу я поговорить с ее матерью?

– Нет-нет, она нехорошо себя чувствует, депрессия, надеюсь, врачи скоро поставят ее на ноги.

– Что же с ней такое, отчего она с вами успехам дочери не радуется?

Он долго мялся, но потом выложил – алкоголизм. Знаете, болезнь дурная, наследственная. А ведь лет семь назад, когда дочь в школу ходила, все нормально было, и вдруг…

Я отключил связь. Капитан, по-прежнему стоявший у окна, хмыкнул, не повернувшись. Зазвонил телефон, он стукнул трубкой по рычагам и вернулся к окну. Я позвонил Савельеву.

– Может, уйти, а то помешаю? – спросил капитан. Я пожал плечами. Капитан снова хмыкнул, но вышел.

Бывший Ларисы юлить не стал. Встречались полтора года, знакомы чуть больше двух. Вы не представляете, сказал он, насколько Лариса закрытая и даже закомплексованная девушка. Чуть что, сразу в штыки. Очень тяжело понять, что она собой представляет, особенно вначале. Потом вроде сблизились, но как-то не по настоящему, чего-то не хватало. Ей, не мне, уточнил он.

– Лариса очень стеснительная, а ее родители удивительно черствые и бездушные люди. Отец занят работой, мать вся в себе, она ведь бывшая модель, мисс нашего города, не помню какого года. Выскочила за бизнесмена, думала, по любви, хотя мне кажется, он рассчитывал на милое личико, она: на круглый капитал. Лара не раз слышала о себе как о нежеланном ребенке, запущенная беременность, так это называли родители, она сама рассказала. Ну и как не озлиться после такого? Вот и стала жить в своей нише, выбиралась на чуть-чуть и обратно. Со мной тоже так, я ее вытащить не смог.

– А он? – невольно вырвалось у меня. Молодой человек смолк на полуслове. Но продолжил, нашел силы.

Она нашла в нем что-то большее, чем в других. И он. Не знаю, может, так ей виделась любовь. Он запинался на каждом слове, но продолжал, упорно добираясь до конца фраз: «Пришла ко мне, сказала, что не может больше таиться, что между ней и Коротковым искра прошла, что она просит прощения за все, что было, и хочет, чтоб я отпустил ее и не думал плохого. Вы понимаете, как это больно? А с ним я видел ее, приходил под его окна и видел, сам не знаю, зачем, ведь меня не ждали, надежд никаких, да ни к чему надежды, я должен был. Приходил и смотрел».

– И что видели?