Сентябрьский декабрист

Новосельцев тем временем сел в ожидавший его экипаж и поехал прямиком на свою квартиру. Он судорожно перебирал в голове варианты развития событий. Владимир понимал, что Чернов едет за разъяснениями, и если они не смогут его удовлетворить, он будет вправе вызвать его. Точнее, он его вызовет. Приехав на квартиру, Новосельцев отдал распоряжение немедленно собирать вещи, а сам скинул пальто и ослабил душивший его галстук. Он метался по комнате с открытой бутылкой в руке, потом плюхнулся на диван, отпил и взъерошил волосы. Боже. Что же теперь будет? Как такое могло случиться? С ним, кого так любит весь свет, кого все всегда хвалят и ставят в пример. Он же все еще любит Катю… Или нет. В голове больше не звучал ее дивный высокий голос. Сейчас словно колокол, дребезжали только слова матери: «чтобы мой сын женился на какой-нибудь Черновой, да к тому же Пахомовне: никогда этому не бывать. Не хочу иметь невесткой Чернову Пахомовну – экой срам!» И правда, как не красиво сейчас для Владимира звучало ее отчество. В одно мгновение милая «Катенька» превратилась в безобразную «Пахомовну». Увы, часто близкие нам люди помогают рассмотреть в других недостатки, которых у них и нет. Мать применяла и другие известные ей способы манипуляции. В ход шли напоминания о потраченных годах, бессонных ночах и ее слабом здоровье. Муки совести уже несколько месяцев не оставляли юношу. Он похудел, стал редко бриться и много пить, с лица сошел привычные румянец. Шипов, советовал объясниться с Черновыми. Владимир ведь и прибыл в столицу именно за этим, и даже пару раз был полон решимости ехать к ним, потом хотел послать письмо старшему Чернову, думал написать Кате, но… Ни на один из этих вариантов в итоге не решился. Он впервые в жизни столкнулся с ситуацией, которая никак не разрешалась, как все предыдущие – по одному щелчку. Он искренне не понимал, что требуется от него, чтобы разорвать этот «гордиев узел». А требовалось совсем немного. Всего лишь решения, четкого действия, на который этот материнский выкормыш оказался неспособен. И теперь, когда доброжелатель сообщил о намерении Константина ехать за ним, Владимир понял, что оттягивать более нет никакой возможности. В Москву он ехал уже на следующий день совершенно пьяный.

Глава 4

Константин по приезду в Москву остановился в квартире у своего старинного товарища на Малой Молчановке. Важно отметить, великий князь дал свое разрешение на эту поездку с позволения самого государя. Это значило, во-первых Новосельцева при дворе, наконец, спохватились, а во-вторых о готовящийся дуэли знал сам государь. Дело обретало все больший резонанс.

Николай Леман, тот самый, кто приютил Чернова, повесил на спинку стула доломан10 и кинул на стол перед ним письмо.

–От Сергея, – сказал он и плюхнулся на стул.

Сережа – еще один брат Константина второй по старшинству в семье после него. В письме он писал, что дома все хорошо, но в городе все отчетливее слышны слухи по поводу неудавшейся свадьбы. Катя почти не выходит из своей комнаты, мало есть и сильно похудела. Мать оплакивает ее как покойницу, а младшие предоставлены сами себе. Только отец полон гордости за старшего сына и проливает «слезы восхищения», как писал Сергей. Закончил он свое послание словами: «Желательно, чтобы Новосильцев был наш зять – но ежели сего нельзя, то надо делать, чтоб он умер холостым». Константин и так хорошо понимал это, однако слова брата вселили в него еще большую уверенность в своей правоте.

–Знаешь, – сказал Леман, протягивая Черному бокал жженки11, – мне, действительно жаль Катишь. Ты знаешь, я бы и сам женился на ней, если бы не отец. Он вбил в себе в голову, что дочь Кубинских для меня отличная партия.

–Да, да, я знаю, – ответил Константин, складывая письмо, – Я не плакаться сюда приехал. Правда на моей стороне. Мне от тебя другого надо. Ты ведь согласишься быть секундантом?

–Конечно, Костя, разве я могу… – Николай ненадолго замолчал и задумчиво уставился в пол, – Даже не знаю, правильно решать это дело здесь. В Москве у Новосельцевой большие связи.

–Мне все равно, – отрезал Чернов.

– Хорошо, тогда лучше расскажи о своих новых друзьях. В письмах ты не многословен, оно и понятно.

–Ты о Рылееве? Я не хочу бросаться словами, но это люди будущего. Я верю, что это великие люди, особенно кузен. Слышал бы ты хоть раз, как он говорит, ты бы понял. Широта его мыслей достойна Наполеона. Хотя он больше восхищается Вашингтоном. По правде говоря, я несколько сомневаюсь смогу ли я понять его до конца.

–Возможно, тогда тебе не стоит лесть в политику? – аккуратно спросил Леман.