Сентиментальные прогулки по Москве

Проведя анализ химического состава костей, ученые обнаружили, что обитательницы средневекового Кремля постоянно подвергались воздействию каких-то веществ с повышенным содержанием свинца, ртути, мышьяка и иногда бария. Предположили, что это были косметика и лекарства. Возможно, и так: согласно этикету тех лет, дамы царского двора России должны были белить лицо, показываясь «на людях».

Но тогда получается, что косметика русских княгинь и цариц была изрядно ядовитой. Вот данные исследований. В костях Великой княгини Софьи Палеолог, бабки Ивана Грозного, умершей в 1503 году, обнаружили: свинца – 58,6 мг/кг (норма – 1,9 мг/кг), цинка – 27 (норма – 14), меди – 7,1 (норма – 1,8). С ртутью, мышьяком и свинцом все более или менее понятно. Известно: в те времена в качестве косметики использовали те же краски, что и в живописи, которые делали на основе этих элементов. Они же входили в большом количестве и в состав многих лечебных мазей. Например, мышьякосодержащими лекарствами лечили ангину и тиф.

Сегодня мы знаем, насколько это опасно для здоровья. Однако красота – красотой. Главное и самое интересное ждало ученых дальше: они обнаружили повышенное содержание всех перечисленных элементов в костях царицы Анастасии Романовны, жены Ивана IV. И особенно много в них оказалось ртути.

Вместе со специалистами из Бюро судебно-медицинской экспертизы Комитета здравоохранения Москвы биохимики провели спектральный анализ прекрасно сохранившейся темно-русой косы царицы. Той самой «девичьей красы». И установили: содержание солей ртути в волосах превышает норму в несколько раз. Загрязненными ими оказались также обрывки савана и тлен со дна каменного саркофага Анастасии. Что это значит? Налицо – отравление. Ученые убеждены, что организм молодой женщины не мог накопить такое количество ртути даже при ежедневном пользовании косметикой и мазями. Ведь при остром отравлении ртутью организм «старается» вывести яд через почки, кишечник и с потом. Кости просто не успевают накопить его. Волосы же пропитываются ядовитым потом и удерживают смертоносный металл надолго... Вот вам и прекрасная коса царицы!

Это сегодня киллеры предпочитают пистолеты с глушителями. А в средние века именно соли ртути были главным методом устранения врагов. И пользовались ими не только при дворах западноевропейских монархов, знаменитых своими интригами. Так что русский двор не стал исключением. У Анастасии Романовны было много недоброжелателей...

Но вернемся к рассказу о любви грозного царя, который после смерти любимой Анастасии совершенно обезумел.

Шесть других браков Ивана стали поисками утраченного счастья, которого он, скажем забегая вперед, так и не обрел... Второй женой Грозного стала дочь князя Михаила Васильевича Черкасского – Мария Темрюковна. И Иван переселился во двор тестя, «переехав через Неглинную реку на Арбацкую улицу», как пишут в хрониках. Это нынешняя улица Воздвиженка, место домов № 4-6.

Он выписал жену с Кавказа, она была крещеной черкешенкой. Приехала она в столицу также вместе с братом-идиотом, который прославился на Руси своим обжорством и силой. Выбор жены был, что называется, удачным. Весьма даже подходящим – по красоте и злости Мария Темрюковна была дьяволом во плоти. Страстность княжны ввергла тогда уже полубезумного царя в сети страшного распутства. Пресыщенность и сладострастие обернулись для Грозного проявлением отвратительных сторон чувственного инстинкта, и тогда он стал «разнообразить наслаждения», переходя от неистовых ласк Марии Темрюковны к баловству с Федькой Басмановым, женоподобным красавчиком. Историки утверждают, что Грозный возлюбил Федьку именно в угоду своей супруге.

О степени расположения Ивана Васильевича к его любимцу можно судить вот по такому рассказу. Однажды племянник боярина Овчины-Телепнева-Оболенского Дмитрий поспорил с Федькой Басмановым. И, раздраженный его дерзостью и заносчивостью, сказал в порыве:

– Я и мои предки служили царю с пользою. А ты – гнусною содомией!

Оскорбленный красавчик пожаловался царю. На другой же день голова Дмитрия Оболенского пала на плахе...

Летописцы отмечают, что уже через год после смерти царицы Анастасии, поселились в царских палатах все возможные и невозможные пороки и извращения...

В чистом и опустевшем тереме гнездилась теперь, как хищная птица в голубином гнезде, свирепая Мария Темрюковна. С утра до ночи на половине государя не умолкали срамные песни, хохот, звон чаш. Пир сменялся пиром. И во время этих пиров, подражая римской аристократии, Иван Васильевич тешил себя зрелищами – то кого-нибудь щами горячими обольет, то ударит посохом насмерть, а то, забавы ради, кому в кубок и яду подсыплет – все веселее, чем просто обедать!

Однажды боярин Репнин во время такого пиршества взбунтовался – мне, мол, государь, противно бесчинствовать и безумствовать... Так на другой день, по приказу царя его зарезали – и не где-нибудь, а в церкви, у алтаря, во время обедни!