Сентиментальный детектив

У моей подружки Дашки
Что нога, что бела грудь!
За ее прелестны ляжки,
Подержаться б, как-нибудь!

Ой, моя подружка, Дашка,
Забралася мне в постель.
То ли глупой дать матлашку,
Толь затеять карусель.

Две рыбины, белы ляжки,
Я поймал в рыбачью сеть.
Глядь, спросонья – это ж Дашка,
Что б мне братцы околеть.

Целовал подружку Дашку,
Говорил любви слова.
Закружилась у бедняжки
Завитая голова.

Ох, и зверь подружка, Дашка
На горячую любовь,
Хоть дала бы мне поблажку,
Рази ж даст, играет кровь.

У моей подружки, Дашки,
Все на месте, там и тут,
За таки прелестны ляжки
Под венец тя поведут.

Ох, моя подружка, Дашка
Коль попалась мне ты в сеть.
Для такой красивой пташки
Я куплю, не клетку, клеть.

Не вздыхай подружка, тяжко,
Чем тебе я не жених?
Ох, любовь, моя ты Дашка
Запрягу я вороных.

Ох, ты Дашка, моя Дашка,
Синь в глазах, в крови огонь,
Что нам скажет твой папашка,
Сивый мерин – старый конь.

Сбросил на пол конь фуражку,
Вытирает пот со лба,
А евойно, дочка, Дашка —
Это, папенька, судьба!

Дарья укоризненно на него посмотрела, и вдруг лицо у нее начало непроизвольно вытягиваеться. Скударь обернулся и обомлел. Отец Дарья, как и в прошлый раз, стоял в дверях, держа в руках фуражку и вытирал пот с тщательно выбритой, сверкающей в свете хрустальных люстр, потной лысины. На этот раз не с женой, он был, а один. Гнев и ярость перекосили его лицо. Как же так, должен только завтра прилететь, только и успел подумать Скударь.

Частушечный сказитель отложил в сторону гармошку, и спрыгнул с кровати. Могучая, мощная, как ствол дерева рука, железной хваткой сдавила в запястьях шею Скударя, и поволокла к выходу из квартиры.

– Где твоя одежда?

– Я бы попросил!.. – заикнулся было Скударь.

– У сивых меринов не просят, на них воду возят. Где ключи от машины?

Ключи легли на подставку у зеркала. Хватка ослабла. Из конца длинного коридора выглядывала Дарья, показывая рукой, что, мол, ничего страшного не произошло. Отойдет сейчас ее отец.

И точно, уже спокойным тоном оскорбленный родитель заявил.

– Освободите нас молодой человек, от своего присутствия навсегда.

Дарья махала руками, уходи, уходи, завтра разберемся. А Скударь не ко времени вспомнил, что у него здесь остались учебники.

– Да, Да! Заберите, чтобы у вас завтра не было повода вернуться.

Вдруг Дарья озорно крикнула:

– Папа, не волнуйся. Повод мы найдем.

Чем бы закончилось это приключение, и имело бы оно логическое продолжение, бог ведает, но Скударь не сел в троллейбус и пошел пешком, чтобы хоть немного прийти в себя. Он выбирал самые безлюдные и тихие переулки. Через час, когда он прилично продрог и собирался свернуть к ближайшей станции метро, ему набросили на голову мешок, затащили в подворотню, и избили до потери сознания. Трое нападавших было. Холодный снег, на котором он лежал, привел его чувство. Так, что этот белый шарф не только Арине оставил на всю жизнь памятную зарубку, но и ему, Скударю. Он провалялся в больнице пару недель с сотрясением мозгов, со сломанной челюстью, и с переломами ребер. Приходил следователь, спрашивал, не подозревает ли он кого? А когда Скударь сказал, что никого не подозревает, облегченно вздохнул.

По выходе из больницы выяснилось, что Дарья спешно взяла в институте академический отпуск, и уехала с родителями за границу. Ее отец, из кресла союзного министра перекочевал в торговое представительство одной из европейских стран. Вовсю шла перестройка. Он сходил на ее курс. Ему сказали, что она перевелась в МГИМО. О Дарье у него осталось двоякое чувство, как об избалованном, большом ребенке, требующем рядом с собою властную руку.

Глава VII

Арина продолжала рассказывать.

В тот день я около часу простояла под этим деревом на ледяном ветру. Ноги отнялись у меня, идти не могла. Стою я и, сравниваю себя с девчатами, что из дверей вашего института выпархивают. Лица у всех смеющиеся, радостные, а я на работе целый день со шпателем и кистью. Попробуй заштукатурить потолок. Уставала я тогда очень.