Сепсис

— Хм… Вы срываете аплодисменты на каждой реплике. И, признаюсь, завоевали… определенные симпатии. Но — только симпатии. И уверяю вас, большего вам не светит. У меня достаточно крепкие и очень надежные чувства к мужу. И расшатать их вряд ли удастся. Даже вам, при всех ваших… достопримечательностях.

— Мне кажется, вы горячитесь. Поверьте, я совсем не намеревался расшатывать ваши отношения. Просто я вам… нет, не вам, а вашему мужу — завидую. И отдаю ему часть аплодисментов. Я уже понял, что ваши отношения невозможно расшатать… мм… со стороны.

— Что означает эта пауза?

— Абсолютно ничего. Просто не хватило воздуха на всю фразу, — Павел рассмеялся, но как-то нервно. — Не ищите подтекстов там, где их нет.

Влада с подозрением смотрела на визави. «Интересный человек. Кажется, искренний. Очень неглупый и даже обаятельный… А как его зовут?»

— Кстати, Влада Владимировна, как-то неловко, что я до сих пор не представился: Павел. Паустовский Павел.

Не удержавшись, Влада по-детски прыснула в кулак и опустила лицо, чтобы скрыть возрастающую приязнь:

— Так вот, Павел…?

— Просто: Павел.

— Так вот, господин Паустовский: я вам очень благодарна за этот именной благотворительный взнос. Четкое условие, которое вы поставили Бунимовичу — это, чтобы именно я снималась в главной роли — меня отрезвило. До сих пор Алек… мой муж не раз говорил мне, что я никудышная актриса. Ну а я, как всякая женщина, переоценивала себя. Не верила. Теперь же, когда меня согласились взять на роль за 300 тысяч, я, наконец, поняла, что прав Алексей! — Она рассмеялась, беззаботно и весело. Как человек, нашедший наконец выход из лабиринта. — Вашим подарком я не воспользуюсь, так что деньги можете отозвать. Я отказываюсь от купленной для меня роли. И немедленно вылетаю к мужу… Боже мой! Из-за своих дурацких капризов я чуть не потеряла семью! Чуть не расшатала ее… изнутри… А! Вот что означала ваша пауза?! — Она с некоторой долей интимности наклонила головку и впервые посмотрела на Паустовского открыто, без предубеждения. — Вы для моей… для нашей семьи оказались добрым гением… Нет, Гименеем. Вот-вот: именно Гименеем! — Влада снова рассмеялась. — Признайтесь, что совсем не эту цель вы преследовали.

— Признаюсь, — печально усмехнулся Павел. Господин Паустовский.

* * *

Хоть утверждал Дикий, что Эльдар в Татарстане — человек номер два, а может быть, и выше, Генрих считал эту характеристику гиперболой. Но, встретившись воочию, почувствовал, что близок Дикий к истине. Даже за те короткие часы, который провел Рудин в обществе криминального авторитета, он увидел, как велика и как всепроникающа власть этого респектабельного очкарика Эльдара.

— Через семь минут сюда приедет один человек, — Эльдар мельком глянул на часы. — Мы еще раз прокрутим эту запись, и он назначит на раскрутку этого дела важняка из Генпрокуратуры. А важняк — это не фунт кишмиша. Он их прокладки разом налицо вывернет. Все их подставы.

Генрих специально сверился по часам: ровно через семь минут «ассистент» Эльдара впустил в роскошную залу ожидаемого гостя.

— Знакомить вас не буду, — пробормотал Эльдар. — Это ни к чему… Сейчас послушаем запись. Потом будем решать…

Пока посетитель, сохранявший независимый и даже чопорный вид, внимательно слушал голоса с пленки, Генрих из-под руки рассматривал его. Гость производил неприятное впечатление: высокий, желчно-худой, он, однако, имел рахитичное брюшко, делающее его похожим на удава. Глаза под очками — холодные, злые. А пальцы нервно подрагивали и непрестанно шевелились. Каменное, с застывшей брюзгливостью лицо не выдавало ни чувств, ни настроений. Ноздри были постоянно расширены, словно он все время принюхивался. Дослушав запись, гость поднял на Эльдара глаза. Только глаза. Тело и голова остались неподвижными.

— Запись не может быть…

— Знаю, — легко перебил его Эльдар, но Удав даже не возмутился. — Я для того тебе… вам дал послушать, чтобы вы поняли: это мастырка. От вас надо, чтобы назначили перерасследование. И чтобы, — Эльдар ужесточил интонацию и взгляд, наставив на Удава мизинец с перстнем, — чтобы на дело поставили особняка из Генпрокуратуры. Все, больше ничего не надо. Это моя маленькая просьба… — сказал и еле упрятал усмешку.

«Просьба», продиктованная как вердикт! Удав помялся для сохранения лица, пожал прямыми плечами и согласно кивнул:

— По всему видно, что дело нечистое. Оборотни в правоохранительных органах. За этот материал — спасибо. Я немедленно приму меры. Если это все — я пойду. — Тон его был деловым, а глаза смотрели на Эльдара просительно, заискивающе.

В тот же день по ходатайству генпрокурора было назначено доследование. И поручено это было специальной бригаде, возглавлял которую следователь по особо важным делам Генпрокуратуры.

* * *