Сепсис

— Наверное, ты прав: не стоит так драматизировать. — Она подняла глаза на Павла и вдруг часто заморгала, губы задрожали, задергались щеки. Влада разрыдалась: — Боже мой! Почему он это сделал?! Он же изменил! А сам говорил, что любит! Павел, почему он так сделал? Почему?

Она плакала, по-детски утирая слезы тылом ладошки. На лице оставались мазки туши. Павел увидел в этом особое очарование. Почувствовал, что она сейчас нуждается в опеке, в сочувствии, и сделал порыв в ее сторону. Уловив это движение, Влада посуровела. Спина ее вытянулась струной. Деликатно, опасаясь двусмысленного толкования, Павел прикоснулся к плечу Влады:

— Позволь мне быть твоей стеной. Стеной, которая оградит тебя от опасности.

— Стеной?.. Стеной плача! Стеной, куда приходят со своими обидами…

— Пусть… Для тебя — стена плача, а для всех остальных — преграда. Никто не посмеет тебя обидеть! Знаешь, как дорога ты мне!

— Настолько дорога, что ты позволял заглядывать в самые сокровенные уголки нашей семьи.

— Все не так… Ты все не так поняла.

— Я поняла, как поняла. Для меня важно, почему я и моя семья оказались так оголены перед тобой!

— Пойми, я слушал только те разговоры…

— Все это — блеф, — ожесточилась она. — Сказки, которые можешь рассказать неопытным девочкам. Я далее не знаю теперь, кто из вас страшнее: Алексей, от которого ты меня ограждаешь, или ты, который все уже решил за меня. Расписал мою судьбу по своему сценарию… Да! Ты в самом деле — стеной встал. Я далее отсюда уйти не могу, потому что эти люди меня стерегут.

— Кто? Какие люди? — возмутился Фауст. Но вспомнил. — А, эти. Они не стерегут, они только оберегают тебя.

— Так значит, я могу уехать? И ты не будешь преследовать меня?

— Нет. Можешь уехать прямо сейчас. Машина и охрана — в твоем полном распоряжении. Можешь… Только лучше останься. Я не буду досаждать тебе. Пока не понадоблюсь — даже не появлюсь. Договорились?

* * *

На следующее утро, взволнованный, Алексей звонил Генриху.

— Прямо сейчас поезжай к нам домой, узнай, что с Владой. Она ночным рейсом вылетела в Москву. Я уточнил. Но не могу до нее дозвониться… Телефон, что ли, не работает. В общем, постарайся убедить, что я… Как нибудь успокой ее. Скажи, что я все объясню, как приеду. Сейчас прямо езжай и все ей… О, Господи! Что-нибудь сделай, Геник! И сразу мне позвони. Я буду ждать.

* * *

Сразу после того, как следователь поставил последнюю точку в многостраничном деле, его фабульная часть была конфиденциально передана Эльдару. А Элик, даже не открывая, переправил Дикому.

И теперь Рудик знакомился с дотошным трудом бригады Хамзина, пытаясь найти обоснования для дальнейшей задержки Лекса в Женеве. Ситуация, при которой Алексей не мог лично участвовать в делах, а руководил операциями через посредство Генриха и Дикого, вполне устраивала Рудика. Теперь от прибылей он имел не слепую «дольку», а солидный куш. Прежде хитроумные комбинации Лекса проводились мимо глаз Дикого. Теперь же стали прозрачными для него. Понятно, что возвращение Бравина на «кухню» было очень нежелательным. Досадуя на негибкость своего мышления, Дикий вчитывался в холодные строки протоколов, актов, свидетельских показаний.

* * *

Со стороны Хамзин Рашит Валитович казался утомленным жизнью стариком. Бесцветные, старчески слезящиеся глаза, пастозное лицо, свесившаяся на плечо голова, шаркающая, обреченная походка. Но так выглядел гражданин Хамзин. Дядя Рашит. А когда он получал задание — вмиг преображался. В глазах появлялся азарт, огонь, они почему-то уже не слезились. Оживлялись краски лица, твердой становилась походка. Как на компьютерной графике, безжизненная маска вдруг одушевлялась. Только голова оставалась свесившейся на правое плечо — результат давнего ранения. И Хамзин с наклоненной головой очень напоминал птицу. Потому и прозвали его коллеги «Скворцом».

Аккуратно, в присутствии понятых и следователя Попова — одного из участников предшествующего следствия, Хамзин снял бумажную опечатку с замка и уложил в пластиковый пакет. Вошли внутрь, держась стены, чтобы не прибавлять работу экспертам.

— Зачем все это? — угрюмо спросил Попов. — Все прежние следы уже стерты. Мы же здесь столько ходили, топтали…

Вроде бы соглашаясь, Хамзин покивал головой и легонько подтянул следователя к стене: в ажиотаже тот вышел за условную линию.

После того как криминалисты проделали требуемую работу со следами, отпечатками ног и рук, Скворец, заглянув в блокнотик, приказал:

— Ищите пыж от патрона. Он должен быть здесь. Что-то в материалах дела пыж не фигурировал.

— Так преступник забрал! Чего ради он будет оставлять улики? — отстаивал свою правоту Попов.

— Да, конечно, — кивнул Хамзин. И ассистентам: — Ищите пыж.

Минут через десять один из ассистентов, держа пинцетом, поднес к сидящему в углу Хамзину картонный пыж: хорошо сохранившийся, с индивидуальными признаками.

— Теперь найдите патроны гражданина Бравина.

Патроны были найдены и тоже опущены в бездонную сумку Скворца…