Септимий Север. Африканец на Палатине

Ещё до выступления в решающий поход римские военачальники сильнейшей муштрой и непрерывными учениями восстановили боеспособность легионов Востока. Теперь они соответствовали тем, кто прибыл им в помощь с Запада. В 163 году началось большое наступление на Армению, очередной раз угодившую под власть Парфии. Парфянам пришлось отступить, и их ставленник был низложен. На армянском престоле вновь оказался проримский царь. Но только возвращением господства над Арменией римляне не ограничились. В следующем 164 году они двинулись в Месопотамию одновременно по трём направлениям. У города Дура-Европос в кровопролитном сражении парфянская армия была разгромлена. Легионам открылась дорога на Вавилонию⁹¹. Селевкия, одна из царских резиденций, была вынуждена открыть ворота неприятелю, выговорив у римлян обещание, что город избежит разграбления и насилия со стороны победителей. Те уговор не соблюли. В декабре 165 года Селевкия была жестоко разграблена. Та же участь постигла и другую царскую резиденцию – Ктесифон, где был разрушен дворец Вологеза III⁹². Дион Кассий отметил, что римский военачальник (Авидий Кассий) «стойко выдержал натиск Вологеза и, в конечном счете, когда царь был покинут своими союзниками и начал отступление, преследовал и гнал его вплоть до Селевкии и Ктесифона; Селевкию он обрёк пожару, а царский дворец Вологеза в Ктесифоне разрушил до основания. На обратном пути он потерял очень много воинов из-за голода и болезней, но тем не менее с оставшимися в живых воинами возвратился в Сирию».⁹³

Поскольку официально первым лицом на Востоке был Луций Вер, то Евтропий отдал должное и ему, не забыв однако указать, что славные победы были достигнуты действиями его полководцев: «Находясь в Антиохии и у границ Армении, он совершил много славного через полководцев своих. С 40 тыс. войском взял Селевкию, знаменитейший ассирийский город, за что удостоился триумфа. И вместе с братом своим, который приходился ему ещё и тестем, отпраздновал его».⁹⁴

А вот Аммиан Марцеллин, рассказывая о безжалостном разграблении Селевкии, связывает это событие с началом чудовищной эпидемии чумы: «Во время разрушения последнего города войсками императора Вера, о чём было ранее рассказано, взята была со своего места статуя Комейского Аполлона и доставлена в Рим, где жрецы поместили её в храме Аполлона Палатинского. Рассказывают, что, когда после похищения этой статуи солдаты подожгли город и обыскивали храм, они наткнулись на узкую щель. Ожидая найти какие-нибудь драгоценности, они расширили её. Тут из одного закрытого тайника халдейских таинств выскочила на свет первичная чума. Заключая в себе зародыши неисцелимых болезней, она во времена того самого Вера и Марка Антонина прошлась от самых границ Персии до Рейна и Галлии, осквернив всю землю заразой и покрыв её трупами».⁹⁵

Эта эпидемия, вспыхнувшая в Месопотамии, охватила огромные территории. Известия о её невиданном размахе содержатся даже в китайских источниках⁹⁶.

А христианский историк Орозий сообщает, что именно во время Парфянской войны Марк Аврелий начал в Азии и в Галлии суровые гонения на христиан, «уже четвёртые после Нерона, и многие святые приняли венец мученичества»⁹⁷.

Наиболее известными среди многочисленных жертв гонений Марка Аврелия были епископ Смирны Поликарп и Юстин Философ⁹⁸. Преследования последователей Христа проводились по именному императорскому повелению. Епископ Сардийский Мелитон свидетельствовал об этих распоряжениях Марка Аврелия: «Вышли новые указы, которыми преследуется род людей богобоязненных». Он оценивал таковые столь жестокими, что их «не заслуживали бы и неприязненные варвары»⁹⁹. Сведения эти сохранил в «Церковной истории» Евсевий Кесарийский. К сожалению, подлинные их тексты до нас не дошли¹⁰⁰. Причины, вызвавшие столь жестокое отношение Марка Аврелия к христианам, достаточно очевидны. Прежде всего, стоическая философия, которой он был предан и разумом, и сердцем, была глубоко враждебна к вере Христовой¹⁰¹. Помимо этого император должен был гнать христиан как государственный руководитель, опирающийся на языческие идейные устои своей державы¹⁰². Христиане же во всём и всегда давали понять, что их религиозная община совершенно чужда духовным ценностям Римской империи. Отсюда их столкновение с имперской властью было неизбежно. Марк Аврелий, будучи до мозга костей представителем языческой греко-римской цивилизации, не мог не стать гонителем христиан как силы, враждебной ценностям, которые он глубоко и искренне почитал, и на каковые опиралась его держава. Если Адриан был вполне терпим к христианам, не очень-то вникая в суть их учения, если толерантный Антонин Пий не издавал никаких указов против христианства, то именно просвещённейший император-философ должен быть признан первым идейно убеждённым гонителем новой веры.