Септум (СИ)

— За всю жизнь я помню только, как ты однажды обозвал меня пьяницей, — задумчиво глядя в чашку, произнёс он. — Но я в то время действительно много выпивал. Так что ты был вполне объективен. А, ну да, — вспомнив что-то, щёлкнул пальцами и усмехнулся. — Ещё насчёт того парня.

— Какого парня? — я нервно заелозил на стуле, предчувствуя ответ.

— Того, который с кольцом в носу.

— А он-то тут при чём?! — резко воскликнул я, а после сразу стыдливо опустил взгляд в пустую чашку и затеребил чайную ложку, лежащую рядом на блюдце.

— Ты чего так реагируешь? — друг выглядел растерянно и даже обеспокоенно. — С тобой всё в порядке?

— Да, в порядке, — кивнув, пробормотал тихо.

— Просто ты мне того парня по телефону тогда так красочно и эмоционально расписывал, — стал он объясняться, — что я очень удивился. Впервые слышал от тебя столько недовольства.

— Но разве это было оскорбление? — поднял на него вопросительный взгляд.

— Думаю, да. Было очень похоже на то. Ведь ты назвал его ходячим складом металлолома, — стал демонстративно загибать пальцы, перечисляя, — сказал, что нормальные люди с кольцом в носу не ходят, гнал на его неустойчивую психику, даже приплёл его дружков. А ещё твой тон был таким, словно ты всё о нём знаешь и абсолютно уверен во всём сказанном. Ты говорил слишком пренебрежительно. Этакий зазнайка.

С каждым его новым словом чувство вины во мне вырастало вдвое, а удар ложки о блюдце звучал всё звонче.

— Ты… Ты вообще друг мне? — мне казалось, ещё чуть-чуть и я попросту расплачусь на глазах у всех посетителей кафе. — Разве ты не должен меня поддерживать и успокаивать, а не делать всё строго наоборот?

— Так как я твой друг, я забочусь о тебе, а потому должен всегда говорить всё как есть и наставлять тебя на путь истинный, — выдал глубокомысленно. — Кто ж, если не я?

— Тогда… Что мне сделать, чтобы загладить перед ним вину?

— Перед тем парнем? А зачем?

— То есть как зачем? — я удивился. — Ты же сам только что разорялся о том, как сильно я его оскорбил.

— Ну да, вышло не очень красиво. Но так бывает, — флегматично заключил он. — Нет в этом ничего катастрофического. Он тебе не брат, не друг и даже не малознакомый приятель. Просто никто. Разве тебя должны заботить взаимоотношения с ним, чтобы теперь мучать себя этим? Просто забей. Тебе вовсе не обязательно быть со всеми таким уж добреньким.

Я шёл на работу, а в голове настойчиво пульсировало «просто никто». Я понимал, что друг прав, но легче от его слов отчего-то не стало.

***

Мама всегда меня учила быть к людям внимательным. Говорила, что каждый, независимо от возраста и положения, заслуживает доброты. И даже более, он непременно нуждается именно в моей доброте. Помогать надо всегда, когда это в твоих силах. Не только тогда, когда человек, отчаявшись, сам просит об этом. Даже хорошее слово или просто искренняя улыбка могут стать для кого-то той самой помощью, о которой он боялся просить. И я всегда старался следовать этому, всегда старался быть таким, всегда старался быть тем, кто лечит людские сердца. Это не было сложным, не было через силу, мне и правда самому хотелось быть таким человеком. Я помогал всем: будь то бабулька с пакетами, потерявший игрушку ребёнок, заблудившийся турист, не успевший подготовиться к уроку одноклассник, страдающая от безответной любви и желающая выговориться соседка или и вовсе голодный бездомный щенок. Мне казалось, что с каждым новым добрым поступком я делаю этот мир светлее и теплее. Став старше, я понял, что благодаря мне одному не меняется целый мир. Но зато я сам и окружающие меня люди становятся счастливее.

Поэтому несмотря на слова лучшего друга о том, что стоит забить на этого парня, я не мог всё так оставить. Отчего-то мне отчаянно хотелось не столько избавиться от чувства вины, сколько просто поделиться с ним своим теплом. Хотелось сделать и его тоже чуточку счастливее. Да, этот парень пугал меня. Но что-то в нём было, что-то завораживающее. Может, тяжёлый печальный взгляд?

Весь рабочий день я размышлял о том, что бы мне сделать для этого парня, как порадовать его и реабилитироваться хоть чуточку в его глазах. В итоге я пришёл к выводу, что не может быть ничего более искреннего, чем что-либо сделанное своими руками.

Поэтому решено было готовить.

В готовке я никогда не был хорош. Но так как есть хотелось (особенно часто ночью, когда было как-то не до забегаловок), кое-какие навыки всё же имелись.

Полночи я провёл за замешиванием теста, взбиванием крема, выпеканием, соскабливанием с противня подгоревшей массы, снова замешиванием и снова выпеканием… Но на утро после всех мучений счастью моему не было предела. Я даже другу позвонил, но тот счастьем в пять утра проникаться никак не желал и на моё «Я Септуму торт испёк! Настоящий! Сам! И даже жив остался! Представляешь!» буркнул только «Я порадуюсь за тебя через часа три» и отключился.