Сэр Евгений

Когда он ушёл, я переоделся. Надел нижнюю рубашку и короткую куртку с узкими рукавами, натянул штаны-чулки, которые назывались тут, как я помнил из книг, «шоссы», и почувствовал себя крайне неловко и неудобно. Широкие, свисающие, как крылья, декоративные рукава и кожаные туфли, облегающие ногу, с неприлично длинными острыми носами, украшенные серебряными бляшками, добили меня окончательно. Наряд довершили пышный головной убор, напоминающий берет, с павлиньим пером, широкий пояс, кинжал и перчатки. Кося глазом на свою яркую одежду, я чувствовал себя по меньшей мере клоуном. Даже не сразу решился посмотреть в отполированный серебряный поднос, заменявший зеркало, который услужливо поднёс мне всё тот же Джеффри. Увидев своё отражение, невольно улыбнулся. Да, я был странно и ярко одет, но в то же время мне нравилось, как я выгляжу.

Блин! Сейчас бы щёлкнуться на память! Классная была бы фотка!

Так, и что дальше?

Я бросил вопросительный взгляд на Джеффри. Тот, ни слова не говоря, склонил голову в коротком поклоне, а выпрямившись, сделал приглашающий жест в сторону двери.

Выйдя в коридор, я ощутил себя по меньшей мере космонавтом, впервые ступившим на поверхность чужой планеты. Правда, моё восторженное состояние продержалось недолго — до мышей, которые неожиданно порскнули у меня из-под ног, как только я сделал несколько шагов по тёмному коридору, и паутины, облепившей моё лицо на одном из поворотов винтовой лестницы.

Выйдя из башни, я стал осматриваться. Здесь всё было не так, как на цветных картинках из книг по Средним векам. Убого, серо, буднично. Из общей неказистой картины можно было выделить круглую башню с развевающимся на ней флагом-гербом, из которой я только что вышел, и двухэтажный дом, сложенный из серого камня. Как я узнал позже, его здесь называли дворцом. Первый этаж, к которому вела вдоль стены широкая каменная лестница с каменными же перилами, поднимался над двором метра на три.

«Ну, тут всё ясно, — с чувством некоторого удовлетворения оттого, что могу это объяснить самостоятельно, подумал я. — Когда враги проникнут на территорию замка, им придётся здорово попотеть, беря штурмом этот дом, последний оплот хозяев. Ведь только через лестницу. Больше никак. Да и над дверью ворогам придётся потрудиться. Вон, какая мощная!»

С правой от меня стороны дома прилепилась небольшая деревянная церковь.

Затем я обежал взглядом деревянные хибарки, служившие, как я узнал от Джеффри, жилищем для ремесленников и солдат, и сараи с косыми крышами — они тянулись вдоль стен замка. Увидел кузницу и конюшню. Внутренний двор был не вымощен, а засеян травой — вероятно, чтобы на нём мог кормиться скот, который пришлось бы загнать внутрь в случае осады замка.

Поднявшись по каменной лестнице, мы с Джеффри вошли во дворец. Меня он тоже поразил, но не красотой и изяществом интерьера, а не всегда понятной планировкой помещений, продуваемых сквозняками. Правда, я судил о нём с точки зрения современного человека, привыкшего к удобствам. Будь я историком-исследователем, уже захлёбывался бы от восторга, изучая архитектуру четырнадцатого века, но я был здесь лишь «туристом», и, с моей точки зрения, в самой задрипанной рабочей общаге жить было бы намного комфортнее.

Мебель в замке поражала разнообразием форм и стилей. Табуреты, стулья и кресла несли на себе чёткий отпечаток манеры своего изготовителя, резко отличный от вещи другого мастера. Стены комнат были закрыты фламандскими шпалерами, а кое-где завешаны расписными холстами и гобеленами. На полу лежали «сарацинские» ковры, так назвал их Джеффри в ответ на мой вопрос.

Глухая стена обеденного зала была задрапирована плотной тёмно-красной тканью, местами выгоревшей от солнца, и увешана щитами и оружием. В двух местах стояло что-то типа этажерок, только полки там располагались ступеньками. На них была расставлена серебряная посуда. Всё это серебро вполне могло разместиться и на одной, что наводило на мысль о бедности хозяина замка. Между этажерками стоял шкафчик — как я узнал позже, для сосудов с вином.

Подсобные помещения своим видом резко отличались от господских комнат. Если наверху были кресла и стулья, то здесь, кроме лавок, другой мебели не было, а вместо ковров в несколько слоёв лежал мелко нарубленный тростник. Наибольшее впечатление, сплошь негативное, на меня произвела кухня. Это была картина, написанная в чёрно-красных тонах. В гигантском закопчённом очаге полыхало пламя. Над огнём висел здоровый котёл, в нём что-то булькало и исходило паром. Рядом с ним грязный мальчишка вращал вертел, на котором жарился поросёнок. На стенах висели полки, на них лежала и стояла различных размеров кухонная утварь. На двух растянутых над моей головой верёвках висели пучки трав и связки лука. Посредине помещения стоял стол-козлы, где были вперемешку навалены тушки птиц, куски мяса и овощи. Женщина-повариха что-то ожесточённо резала прямо на деревянной столешнице, не забывая при этом покрикивать на мальчишку: