В ту же самую секунду в дверях появился Ангус и, не заметив в углу Гибби, направился к своему хозяину. Но при виде Джиневры он задохнулся от ужаса, и из его груди вырвался сдавленный вопль. Он в страхе уставился на неё, словно внезапно оказавшись на самом краю бездонной пропасти, и волосы на его голове встали дыбом, как наэлектризованные. Егерь ещё не успел придти в себя, когда Гибби снова поднялся на ноги. Он видел, что сейчас вряд ли сможет помочь Джиневре, и его присутствие только усугубляет её бедственное положение. Но он также понимал , что ей плохо из–за него, и никак не хотел её огорчать. Поэтому он направился к двери, но, выходя, рассмеялся, да так весело (а смеяться действительно нужно было весело, потому что его смех должен был заменить множество ободряющих слов), что Джиневра не смогла удержаться и ответила ему полуистерическим смешком. Не успел он выйти из дома, как из открытого окна послышалась его песня, и всё время, пока он шагал вдоль опустевшего русла, прорытого Глашберном, Джиневра слышала его странный, потусторонний голос и знала, что Гибби поёт для того, чтобы успокоить и поддержать её.
— Что ты знаешь об этом малом, Ангус? — спросил лэрд.
— Это сам дьявол, сэр! — пробормотал Ангус, которого смех Гибби немного привёл в чувство.
— Тогда потрудись сделать так, чтобы он немедленно убрался отсюда — и навсегда! Слышишь, Ангус? Навсегда! — отчеканил мистер Гэлбрайт. — Надо же, какая наглость! Паршивый мальчишка!
Пользуясь удобным случаем, Ангус поспешно выскользнул за дверь, а лэрд тем временем занялся своей непослушной дочерью.
— Ну что же, Дженни, — процедил он, нехорошо растягивая свои бесформенные губы, — вот, значит, каких друзей ты себе заводишь, когда остаёшься одна! Низкий, грязный, дерзкий оборванец! Да он даже хуже той скотины, за которой ходит!
— Он пасёт овец, папа! — пронзительно взмолилась Джиневра, почти плача от отчаяния, и её жалобный стон перерос почти в крик.
— Да она тоже блаженная какая–то! — презрительно проговорил её отец и отвернулся.
— Наверное, я и правда дурочка! — всхлипывала она. — Не обращай на меня внимания, папа. Позволь мне уйти, и я больше никогда, никогда не стану тебя беспокоить!
Она подумала, что уйдёт на гору и станет пасти овец вместе с Гибби. Отец грубо взял её за локоть, толкнул в маленькую комнатушку, запер дверь, а потом спустился в столовую, чтобы пообедать. После этого он сходил на ферму, одолжил на время Снежка, взял Джиневру прямо так, как она была, и повёз на ближайшую станцию. Там они пересели в почтовую карету, и к полуночи она доставила их к подъезду главной гостиницы города. На следующее утро мистер Гэлбрайт отправился на поиски подходящего пансиона, где Джиневра могла бы жить и учиться, чтобы ему не надо было больше забивать себе голову мыслями о её жизни и благополучии.
Когда Гибби отошёл уже далеко и знал, что Джиневра больше не слышит его песни, он замолчал и с тяжёлым сердцем зашагал домой. Милая, кроткая девочка выпала из солнечного дня в жуткую темноту, и он тосковал из–за того, как несладко ей придётся. Но он помнил, что кроме лэрда у неё есть и другой Отец, и эта мысль утешила его.
Добравшись до дома, он увидел, что его мать с серьёзным видом разговаривает с каким–то незнакомцем. Её глаза были полны слёз, на щеках тоже были видны мокрые дорожки, но она, как всегда, вела себя со спокойным достоинством.
— Вот он, — сказала она, когда Гибби вошёл в дом. — Да свершится воля Господня, и ныне и вовеки веков! Да будет мне по слову Его. И Гибби тоже.
Перед ней за столом сидел мистер Склейтер. Очевидно, плот доставил ведьму прямо по назначению.
Глава 39
Даурстрит